мгновение сжимаются. — Что бы я ни думал о прошлом Медведя, если он действительно начал с чистого листа, я приветствую его. И если этот француз тот, о ком вы говорите, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы помочь вам найти и покончить с ним.

Я бросаю взгляд на Макса, который выглядит таким же расстроенным, как и я.

— Я… — Я внезапно замолкаю, вспоминая, что Виктор сказал мне в своем кабинете. — Он потратил неприличную сумму денег.

— О? — Адриан смотрит на меня с возродившимся интересом. — Что ты подразумеваешь под неприличным?

Левин издает звук рядом со мной, который может означать, что мне следует быть осторожным, но сейчас я не могу сдерживаться. Если есть хоть малейший шанс, что Адриан сможет указать нам правильное направление, я должен воспользоваться им, ради Анны.

— Сто миллионов долларов, — говорю я категорично, и краем глаза замечаю ошеломленное выражение лица Макса. — За девушку, которая была физически травмирована. Скорее всего, за нее не просили бы высокой цены.

Бровь Адриана приподнимается, и я вижу, что что-то нашло в нем отклик. У меня вертится на кончике языка умолять его выложить все, о чем он только что подумал, но я заставляю себя промолчать. Что бы это ни было, он расскажет нам в свое время или не расскажет вообще, и я только продлю это, пытаясь вытянуть это из него. Ясно, что ему нравится ходить вокруг да около.

— Я не слышал о таком касаемо женщин, хотя, возможно, это было раньше в какой-то момент, — медленно говорит Адриан. — Но я слышал, так сказать, по слухам, о человеке, который ищет поврежденные ценности. Произведения искусства, артефакты, старые книги и тому подобное.

— И ты слышал его имя? — На этот раз Левин настаивает на своем.

— Нет. — Адриан качает головой, и я чувствую, как мое сердце снова падает. — Не его имя. Даже не то, что он француз, поэтому я не могу гарантировать, что это один и тот же человек. Но я слышал, что он готов заплатить больше, чем стоят эти предметы, чтобы забрать их себе. Он стал чем-то вроде шутки среди криминальных авторитетов, что все, что им нужно сделать, это найти какой-нибудь поврежденный товар, который, возможно, когда-то чего-то стоил, и они могут получить прибыль из ничего.

— Похоже, это наш человек, — бормочет Макс, и я бросаю на него взгляд. Мне не нравится думать об Ане как о чем-то вроде поврежденного товара. Но это правда, что звучит так, будто это мог быть тот человек, которого мы ищем, если бы он думал об Ане таким образом.

— Человек, который покупает некачественные произведения искусства дороже запрашиваемой цены, — задумчиво произносит Левин. — Это действительно подходит. Но без имени…

— Последнее, что я слышал, он был в Токио, встречался с Нобору Накамурой, оябуном якудзы. — Адриан пожимает плечами. — Должно быть, это было до этой вечеринки, когда вы говорите, что этот француз купил женщину, которую вы ищете. Я не знаю, что он хотел приобрести. Если бы я тогда услышал, что это была женщина, я бы изучил это подробнее. Но ходили слухи, что это была еще одна из его неудачных покупок.

Рот Левина сжимается.

— Якудза. Ты уверен в этом? Конкретно Накамура?

Адриан кивает.

— Я совершенно уверен. Я не думал, что это что-то стоящее моего времени. Просто городская легенда, так сказать. Но, возможно, это тот человек, которого вы ищете. В этом случае вам может помочь Накомура или один из его сотрудников. Возможно, у них даже есть для вас имя. Это также может оказаться тупиком. Но это лучшая информация, которая у меня есть, за ту цену, которую ты заплатил, Левин.

— Я ценю это. — Левин кивает ему, делая шаг назад. — Ты был очень щедр.

— У меня бывают свои моменты. — Адриан поворачивается, чтобы посмотреть на воду, когда небо темнеет, а бриз лишь немного усиливается, и, несмотря на все это тепло, я слегка дрожу. — Вы должны идти. У меня есть дела сегодня вечером. Мои люди проводят вас.

Мужчины в черных костюмах немедленно начинают двигаться к нам, и Левин поспешно кивает головой в сторону входа во внутренний дворик, предлагая нам не задерживаться. Я могу только представить, что Адриану Дракосу предстоит сделать сегодня вечером. Кто-то, несомненно, будет страдать и истекать кровью этим вечером. Кто-то кто заслуживает?

Кто, собственно, должен судить об этом?

Не я, который всего неделю назад помог отрезать пальцы кричащему мужчине, который висел на потолке, и который намерен покончить с жизнью другого, как только я смогу его найти. У меня руки чешутся нажать на спусковой крючок пистолета, направленного этому французу в голову или, возможно, сначала на яйца. В зависимости от того, что он сделал с Анной.

Мне доставило бы больше удовольствия выбить из него дерьмо своими собственными кулаками. Но это заняло бы время, которое я не намерен тратить впустую. Моя миссия — увести Ану от него, и пуля — самый быстрый способ ускорить это.

Что Адриан Дрокос будет делать после того, как мы уйдем, меня не касается. Важно то, что он нам что-то дал. Не совсем то, на что я надеялся, ни имени француза, ни местоположения, ни даже знания о местонахождении или состоянии Аны. Но он дал нам еще одну подсказку. Хорошую подсказку. Место, куда можно пойти, и еще одно имя другого человека, с которым можно поговорить, того, у которого, мы надеемся, будет еще одна дверь, открытая паролем Левина.

Завтра мы сядем в самолет до Токио.

И я буду на один день ближе к Ане.

AНА

Когда он снова произносит мое имя, я едва слышу его из-за грохота моего сердца в ушах.

Глупо, глупо, глупо.

Я должна была слушать, когда он вернется домой. Вместо этого я была так поглощена тем, что обнаружила, что ничего не слышала, и он подкрался ко мне. Нашел меня здесь, в одном из двух мест, где, по его словам, мне не следовало находиться. Теперь я знаю, что мне придется за это заплатить.

Я чувствую, как начинаю дрожать под его железной хваткой на моем плече, паника густо поднимается из моего нутра, заставляя желудок сжиматься, грудь сжиматься, а голова кружиться, пока я не начинаю думать, что могу потерять сознание. Возможно, мне следует, по крайней мере, тогда я не буду бодрствовать, чтобы столкнуться с его гневом. Но в конце концов я приду к этому, и кто знает, с чем я тогда проснусь?

Я медленно поворачиваюсь к нему лицом, его рука все еще сжимает мое плечо так сильно, что становится больно. Он никогда раньше не причинял мне боли, и почему-то это поражает меня сильнее, чем страх, и этого достаточно, чтобы я сказала что-то вслух, несмотря на