– Фантазерка! – усмехнулся он. – А если твой папа думает почти так же? Например, как встретит взрослая девушка человека, который бросил ее, больную? А вообще, по-моему, не нужно ни о чем думать. Хочется тебе найти отца – ищи. Видишь ли, сегодня, на горе, я многое понял. И прежде всего, каким был эгоистом. Отец искал со мной встречи, мать об этом не говорила – ее можно понять. И вот встреча состоялась, а, впрочем, могла и не состояться: я поступил не как адвокат, а как прокурор: заранее вынес ему приговор, который не подлежал обжалованию, без смягчающих обстоятельств. Теперь я не могу найти себе места, вспоминая об этом.

– Но ты хочешь найти его убийцу, – тонко заметила девушка. – Значит, что-то теплое в тебе шевельнулось еще раньше.

Он покачал головой:

– Да, сожаление было, но и только. Иногда мне кажется, если быть честным с самим собой, я просто хотел снять с себя обвинение в его убийстве – не более того.

– Ладно, – сказала она примиряюще. – Ты раскаялся – зачем мучить себя теперь? Ты взглянул на себя со стороны, понял свои ошибки и стараешься исправиться. Давай не будем о прошлых грехах. Поверь, их хватает у каждого, но далеко не у каждого находится мужество в них признаться. В основном винят кого ни попадя, дескать, сами белые и пушистые. А знаешь, – Рита вдруг сменила тему, – мне очень хочется есть. Многие геокешеры говорили, что после посещения таких мест хочется есть и спать. В сон меня пока не клонит, но полбарана я бы съела.

– Заметано, – улыбнулся Сергей, надевая антибликовые очки. Они немного повернули, и солнце светило прямо в глаза. – Смотри, кажется придорожное кафе. Остановимся?

Рита с радостью кивнула.

Одесса, 1965

Чутье не обмануло следователя. Ганин позвонил ровно в полночь и взволнованно сообщил, что преступник находился в своей квартире еще до того, как к нему выехали милиционеры. К сожалению, они не знали, был ли он в одиночестве, и теперь, с горечью констатировал капитан, придется ждать утра, чтобы спокойно взять его. Брать такого матерого уголовника в квартире было опасно. Если, кроме него, там был еще кто-то, этот кто-то может стать щитом, загораживаясь которым Фисун прорвет укрепление оперативников. Георгий запросто мог притащить домой обычных одесских пьяниц, каких-нибудь грузчиков из порта, а потом взять их в заложники. Впрочем, когда такой, как Фисун, спасает свою жизнь, то возьмет в заложники кого угодно – хотя бы соседку по лестничной клетке, случайно оказавшуюся рядом.

Быстро собравшись, Геннадий кинулся к дому Фисуна. В проходной арке он наткнулся на огромного Тараса, спокойно жующего яблоко.

– Це хто? Ты? – буркнул он.

– Я, – кивнул Беспальцев. – Пришел-таки?

– Таки да, – по-одесски ответил оперативник и рыгнул. – Сидим тут под дождичком, продрогли уже, и жрать страсть как хочется (Беспальцев удивился, что Тарас уже не вставлял украинские слова). – Остается надеяться, что он не будет дрыхнуть целый день и покажется хотя бы в восемь.

– Надежда умирает последней, – печально заметил Геннадий и пожал руку подошедшему Ганину, капли дождя на лице которого напоминали слезы.

– Пойдем со мной, – Виталий увлек его во двор и указал на темное окно. – Судя по всему, спать улегся. Остается ждать.

Они спрятались за старый морщинистый ствол вяза, очертания которого казались в темноте зловещими, и Геннадий, оглядывая дворик, подумал: вот они, постоянные атрибуты почти всех правильных одесских двориков: виноград, тянущийся вверх, будто в небо, сохнущее белье, деревянные балконы по периметру, очень старые лестницы с внешней стороны. Кроме того, еще одной достопримечательностью таких дворов – так считал Беспальцев – были коты, оравшие не только в марте, а круглосуточно, наверное, участвовавшие в своих бандитских разборках. Вот и сейчас по меньшей мере трое животных орали без перерыва, то басом, то сопрано, и это нарушало тишину уединенного места.

Несколько раз лениво гавкнула собака, потом показалась и ее хозяйка, высокая дама с пышной прической, такая же роскошная, как и немецкая овчарка, натягивавшая поводок. Дама неторопливо поднялась по лестнице, цокая тонкими каблучками, и вскоре освещенное окно на втором этаже погасло. Жизнь в доме потихоньку замирала, замирала как-то сразу, и это не казалось странным: майор считал, что одесский двор с его неповторимым колоритом – это большая коммунальная квартира, где все всех знают, все друг с другом дружат, ужинают, ругаются, воюют, мирятся, ходят в гости, встречают и провожают. Он слышал, что люди, выбравшиеся из одесского дворика, скажем, в столицу и ставшие знаменитыми, никогда не забывали соседей. Приезжая в Одессу, они, академики, музыканты, поэты и писатели, известные на весь Союз, не задирали нос, наоборот, накрывали огромный стол, и угощения хватало на жителей окрестных дворов. Наверное, такой стол накрыл и Митька перед уходом на фронт.

Беспальцев подышал на руки, стараясь их согреть, и с тоской посмотрел на потемневшие окна. Двор погрузился в спячку… Ах, как хотелось свалиться в теплую постель и, укрывшись одеялом, заснуть под завывание ветра и легкий шелест дождя! Однако тишину внезапно нарушил шум мотора, кромешную темень прорезал свет фар, и старый-престарый зеленый «Запорожец» с трудом въехал во двор, словно непрошеный гость вторгся в чужое пространство. Геннадий увидел, как с переднего сиденья не вышел, а вывалился пьяный в доску гражданин и, сделав что-то вроде прощального жеста водителю, поплелся по лестнице наверх. Над дверью второго этажа зажглась тусклая лампочка – видимо, гражданина ждали, – лязгнул засов открываемой двери, и визгливый голос несчастной жены хронического выпивохи врезал по барабанным перепонкам:

– Опять наклюкался, черт тебя дери!

– Млчи, женщна, – пьяница говорил с трудом. – Луче встречай хозяйна как следует.

В ответ супруга заорала еще громче, втолкнула своего непутевого муженька в квартиру и захлопнула дверь так, что, казалось, весь дом содрогнулся от грохота.

Геннадий взглянул на Виталия, и оба улыбнулись.

– Странные существа – женщины, – заметил капитан. – Вот такие мужики им сокращают жизнь. Я не удивлюсь, если он, когда потрезвее, ее и поколачивает.

– Но заявление на него она напишет только через наш труп, – усмехнулся Беспальцев. – Мне все знакомо.

Они посмотрели на окно второго этажа. Из квартиры пьяного гражданина не доносились звуки брани, а вскоре погас свет, возвестивший о том, что уставший хозяин прилег отдохнуть, а хозяйка решила последовать его примеру.

– Чаю горячего хочется, – пожаловался Ганин и потер глаза, как бы отгоняя сон.

– Вот схватим Фисуна… – мечтательно проговорил Беспальцев, – и тогда ты поведешь меня в ресторан.

– Что это я? – обиделся Ганин. – Я тебе помогаю, поэтому ты мне обязан, если не жизнью, то обедом в ресторане уж точно.