Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Бренда протягивает вдове шкатулку из красной кожи. Та ошеломленно открывает ее.
– Это… это же…
– Ваш фамильный браслет, – подтверждает Бренда.
– Но этого не может быть: он в банковском сейфе!
– Ваш муж нам его открыл.
– А откуда… эти бриллианты?
– Он хотел сделать вам сюрприз.
Вдова Пиктона ошарашенно вглядывается в медведя, когда я вкладываю его, как младенца, в ее дрожащие руки. Он поднимает лапу:
– Здравствуй, Эдна. Я не спрашиваю, скучаешь ли ты по мне.
– Леонард! – вскрикивает она.
И падает в обморок.
– Вы видели? – восклицает ее муж недоверчиво. – Она меня услышала!
– Драгоценности – лучший способ наладить отношения между супругами, – бормочет Бренда.
Мы поднимаем вдову, ведем в гостиную, усаживаем в кресло и ждем, когда она очнется. Не находя себе места от нетерпения, Бренда берет с подноса хрустальный графин, делает глоток и, убедившись, что там виски, сует его вдове под нос. Старая дама приоткрывает глаза. Расположившись на ее правой коленке, покойный супруг держит руку жены в своих лапах. Он уже надел ей на запястье свой подарок. Сверкание бриллиантов заставляет вдову вжаться в кресло.
– Это был не сон? – пугается она. – Но как такое может быть?
– Я умер, Эдна, но благодаря этому мальчику со мной всё в порядке. Ты долго насмехалась над моими работами по квантовой физике, над моей теорией, согласно которой сознание формирует нашу телесную оболочку и переживает ее, – а теперь видишь, я был прав. Тем не менее, Эдна, ты мне нужна. Я в опасности. Я испортил тебе жизнь, знаю, но ты единственная можешь спасти меня от смерти.
Он замолкает, глядя, как глаза старой дамы наполняются слезами. Она оборачивается ко мне, качая головой:
– Это не Леонард. Я его не узнаю… Он… слишком ласковый.
– Смерть всё ставит на свои места, Эдна. Прости меня за неприятности, которые я тебе причинил, за наши бесполезные препирательства, за то, что я не выносил твою стряпню и твои закидоны… Ты, конечно, здорово трепала мне нервы, но теперь этого не хватает. Семейный ад всё же лучше, чем одиночество в чистилище.
Старая дама нащупывает у себя в рукаве носовой платок. Он добавляет:
– Ну как, узнаешь меня теперь?
Она трясет головой, шмыгая носом. Потом нерешительно и с видимым отвращением дотрагивается до медведя, оседлавшего ее правое колено.
– Мне тоже этого не хватает, Леонард. Такая тишина в доме… Я никогда не научусь жить одна.
– У тебя же есть дети, – неуверенно отвечает он.
– Вот именно. Они сдадут меня в богадельню. Вилла теперь принадлежит им.
– Нет-нет, успокойся: я ее продал в обмен на пожизненное содержание, потому что мне нужны были деньги на исследования. Пожизненное содержание нас обоих: никто тебя не выставит на улицу.
– Может, поговорим о моих делах? – вмешиваюсь я, чтобы прервать это воркование.
Медведь и старая дама продолжают смотреть друг другу в глаза, будто меня нет.
– Я не хочу пережить тебя, – говорит она твердо и решительно. – Жизнь без тебя – ничто. Забери меня с собой, Леонард…
– Не сейчас, Нуну, – отвечает он в замешательстве. – Но обещаю, у нас будет еще шанс в другой жизни… если ты сделаешь то, что я скажу.
И он как можно деликатнее объясняет ей необходимость оставить его труп на дне океана и отдать властям чужой чип для того, чтобы дать ему время уничтожить Аннигиляционный экран.
– Ты опять взялся за свое? – возмущается Нуну.
– Это единственный способ, чтобы в один прекрасный день увезти тебя в свадебное путешествие в Рай.
– Смеешься?
– Да нет же, Нуну! Экран блокирует души, не давая им покинуть Землю, я тебе объяснял это сто раз! А если меня лишат чипа, я не смогу с тобой разговаривать. Слушай, у нас есть фантастический шанс: в двух шагах отсюда только что умер старик моего возраста; лицо у него разбито в кашу, а родственников нет. Будет достаточно, если ты подтвердишь, что это я.
Она молчит, нахмурив брови. Возможно, ее беспокоит, что из-за уничтожения экрана профессора посмертно объявят террористом.
– Леонард! – произносит она медленно и с нажимом, явно шокированная. – Я всё прекрасно поняла: ты хочешь, чтобы я опознала в чужом трупе тебя? И похоронила его в фамильном склепе!
– Не имеет значения, кому принадлежит труп, Эдна. Распечатав письмо, ты же выкидываешь конверт? Важно содержимое.
– Но это кощунство!
– Нет, это свидетельство любви! – раздражается он. – Если хочешь прожить со мной новую жизнь на том свете, ты должна помешать полиции найти мое тело! И точка!
– Ну нет! Теперь-то я тебя узнаю! – кричит она. – Ты совсем не изменился, всё такой же эгоист, даже не задумываешься о том, что испытывают другие…
– Как же ты мне осточертела, Эдна! – взрывается он и даже ударяет ее по колену. – Хватит пережевывать прошлое! У меня конкретная просьба, а время не ждет! Предпочитаешь остаться одна и на земле, и на небесах со своими дурацкими принципами – воля твоя, мне плевать!
Боясь, что он сорвет переговоры, я спешу объяснить вдове, что, если она откажется нам помочь, я стану сиротой. Она холодно оглядывает меня, будто я прервал их задушевную беседу.
– Да кто ты такой, в конце концов? – бросает она.
От неожиданности у меня чуть не срывается с языка: «Убийца вашего мужа».
– Это Томас Дримм, мой домовладелец, – объявляет медведь. – Он предоставил мне политическое убежище в своем медведе. В результате под угрозой оказалась жизнь его отца, и, пока ты трясешься над своим фамильным склепом, его пытают в Министерстве государственной безопасности!
Старая дама выдерживает взгляд пластмассовых шариков, потом искоса оглядывает меня и оборачивается к Бренде, кисло интересуясь:
– А вы, доктор, – какова ваша роль в этой истории?
– Такая же, как и у вас, госпожа Пиктон, – улыбается Бренда. – Я – добровольная жертва нерушимого союза этих двух психов.
Губы старухи перестают дрожать, лицо смягчается, но тут же снова искажается воинственной гримасой.
– Дайте мне мою палку, – требует она, резко вставая с кресла, и без всякого почтения сбрасывает мужа на ковер.
Над Деловым центром Нордвиля возвышается Голубой холм, поросший высокими деревьями, – это резиденция правительства. Здания двенадцати министерств, выкрашенные в небесно-голубой цвет, окружают Главный дом – особняк президента, который благодаря своей бирюзовой колоннаде, увенчанной золотым куполом с флагом на громоотводе, сильно смахивает на торт.