Я киваю, но на сердце у меня тяжело. Отец рассказывал, что где-то в Южных Штатах, по слухам, есть мятежники, которые просверливают себе череп, чтобы избавиться от чипов. Они сразу же теряют разум, и тогда их подвергают атаке с использованием мозговых импульсов тех, кто страдает расстройством сознания. Мятежники убивают мятежников – такова политика Министерства государственной безопасности. Мне обидно за Физио. Его жалкая энергия будет сначала присвоена, а затем использована. Но других вариантов нет.

– Привет, Томас!

Я вздрагиваю от неожиданности. Это Давид – рыбак, которого я так бессовестно использовал, привязав тело Пиктона к его катеру.

– Сейчас я тебя обрадую! – объявляет он, подходя к своему здоровенному пикапу, забитому дохлой рыбой, канистрами, ветками и еще пригодными биополимерными пакетами для мусора. – Смотри, что я нашел, когда чистил пляж!

Он шарит в груде мусора и гордо сует мне под нос предмет, о котором я жалею и которого страшусь больше всего на свете, – XR9. Мой искалеченный воздушный змей.

– Твоя мать сказала, что ты его потерял. Видишь, никогда не надо отчаиваться! Волны принесли тебе его обратно. Небольшой ремонт – и он снова станет королем пляжа.

– Спасибо, Давид, – говорю я, стараясь изобразить радость.

И вдруг начинаю плакать. Всё, не могу больше! Слишком много волнений, воспоминаний. Я не в состоянии продолжать игру, запутывать следы, находить решения, которые бы всех устроили… Я сдаюсь.

– Не переживай, – говорит Давид, дружески хлопая меня по плечу. – Я знаю, ты парень не очень рукастый. Я сам тебе его починю. И будет твой змей как новенький.

Не отвечая, я смотрю, как он садится в свой пикап и уезжает, прихватив орудие преступления. У Давида дома или где-то еще – какая разница? Если его будут искать, то обязательно найдут. На металлической окантовке змея по-прежнему видна кровь профессора. Но есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя. В пазах крыльев я заметил металлическую мембрану. Как у микрофона. Раньше ее не было. Или я не замечал?

– Это система дистанционного управления, – говорит медведь сдавленным голосом. – Моя смерть была неслучайной. Над воздушным змеем поработали, чтобы изменить его траекторию. Кому-то понадобилось убить меня твоими руками.

Пока мы бредем к его дому, Пиктон излагает новую версию событий. Теперь, когда мы сложили все кусочки пазла, картина стала другой. И на пляже, где я в одиночестве бегал со своим воздушным змеем, профессор оказался по чьей-то воле. Ему позвонили и назначили встречу на понтонном мосту, рядом с которым я играл.

– Кто это был?

– Один из мятежников, которые поддерживают мой план уничтожения Аннигиляционного экрана. По крайней мере, я так думал. Он знал пароль, он использовал кодовый язык, и я ничего не заподозрил. Но на встречу никто не пришел, ты сам видел. Ты был здесь один.

– Но кто переделал моего змея?

– Не знаю. Ясно одно: кто-то добивался, чтобы он пробил мне череп.

– Но это же полный бред! Кому было нужно, чтобы я вас убил? Почему именно я?

– Понятия не имею, Томас! Как жаль, что я не знал об этом! Это изменило бы наши отношения.

– Почему?

– Если бы я знал, что ты не виновен в моей смерти, я бы не допустил, чтобы ты винил себя! Я бы не воспользовался твоим комплексом вины и не вселился бы в твоего медведя, чтобы вынудить тебя помогать мне.

Я вздыхаю, вымотанный до предела. Уже не знаю, кому верить. Где добро, где зло? Даже Бренда вдруг кажется мне какой-то странной. Она идет в десяти шагах позади нас, приклеившись ухом к телефону. Она говорит какому-то Маразматику, что не прочь снова встретиться, если он окажет ей одну маленькую услугу. Мне стоит дьявольских усилий не подслушивать и сосредоточиться на том, что говорит медведь.

– Ты прав, Томас, – вздыхает он.

– В чем?

– Если нами манипулировали с самого начала, есть только одно средство противостоять этому. Манипулировать ими.

И вот наконец мы стоим перед домом Пиктона. Сейчас надо будет вести переговоры с его вдовой, объяснять, врать, убеждать… Если бы я только мог снова стать нормальным подростком, у которого всего-то проблем – учителя, вечно ссорящиеся родители и лишний вес! Я не ценил своего счастья. Единственное, чего я сейчас хочу, – чтобы мне вернули мои недавние неприятности.

И еще я почему-то всё время вспоминаю об отцовской авторучке, на которой Пиктон вырастил мои инициалы. Зачем он это сделал? Чтобы подготовить меня к мысли о будущем сиротстве? Старая ручка, зажатая в плюшевых лапах, вдруг представляется мне огромной, как копье или штандарт…

– Давай звони! – торопит медведь. – Чего ждешь?

Я решительно разворачиваюсь. С меня хватит, гори оно всё огнем. Сейчас для меня важнее всего освободить отца. Единственный человек, который до сих пор хоть что-то для него сделал, – это Антони Бюрль. Благодаря его вмешательству отца перевели из заключения в вытрезвитель. Он – единственная наша надежда. Единственный, кому можно доверять. Мне больше нельзя ошибаться в выборе союзников.

Когда я хочу пройти мимо Бренды, она удерживает меня, и вид у нее встревоженный.

– Я только что звонила своему бывшему, он пресс-атташе в Министерстве благосостояния. Твоего отца и не думали переводить в вытрезвитель! Он всё это время находится под стражей в Министерстве государственной безопасности, в шестом отделе.

– В шестом отделе? – вскрикивает Пиктон. – Это ужасно! Там человеку устраивают психическое самоистязание! Я провел в этом жутком месте двадцать четыре часа, когда издатель моей книги написал донос в Цензурный комитет. Твоего отца надо немедленно оттуда вытащить, Томас! Там невозможно выдержать даже два дня: или тебя сломают, или ты умрешь.

Я смотрю на медведя, потом на Бренду и снова разворачиваюсь на 180 градусов, вскипая от ярости. Лакированная деревянная дверь открывается только после третьего звонка. Госпожа Пиктон, узнав меня, тут же приходит в раздражение.

– Опять ты?! Убирайся, или я вызову полицию!

– Только не надо меня сейчас нервировать, ладно?

Бренда дипломатичнее меня:

– Вам стоит его послушать, госпожа Пиктон.

– Этого мальчишку? Ну уж нет! Вчера он пытался продать мне эту плюшевую игрушку, утверждая, что она принадлежала моему мужу!

– Просто фантастика, как она умеет перевирать чужие слова, – вздыхает медведь. – Она и меня понимала совершенно превратно.

Бренда любезно улыбается, выдерживая недобрый взгляд старухи с голубыми волосами.

– Я врач, госпожа Пиктон, и я подтверждаю, что этот плюшевый медведь – действительно реинкарнация вашего супруга. По причинам, которые было бы слишком долго объяснять, он выбрал нас для исполнения своей посмертной воли. Впереди еще целый месяц, но он настоятельно просил, чтобы мы принесли вам его подарок. С днем рождения!