Мы входим в кинозал с глубокими кожаными диванами. Они приглашают меня сесть. Новый министр энергоресурсов нажимает на кнопку пульта. Свет в зале гаснет, экран загорается, и начинается фильм.

Вцепившись в подлокотник, я кусаю губы, чтобы не закричать: «Хватит! Остановите!» На экране я вижу себя: толстый и перепуганный, я бегу как безумный по полю, огороженному колючей проволокой. Повсюду сторожевые вышки, светят прожекторы, солдаты целятся в меня из автоматов… Крупный план: меня запирают в газовой камере голого, с одним полотенцем вокруг пояса. Появляется огромный шприц, который вонзается в мой живот и всасывает сначала мой жир, а потом глаза, зубы… Мне страшно, жутко страшно! Как они сняли этот трюк?

– Это мысленные образы, Томас, – успокаивает Оливье Нокс.

– Твой отец сам себе придумывает фильмы, – ухмыляется министр госбезопасности. – Как видишь, в главной роли – ты.

Я исчезаю с экрана, и появляется отец. Он отбивается от тучи книг, которые распахнулись, как челюсти, а их страницы ощетинились колючими буквами и вырывают ему руки, пожирают его…

Я закрываю глаза. А когда открываю снова, фильм уже закончился, и в зале зажигается свет.

– Из наших тайных страхов обычно рождаются обрывочные фантазии без начала и конца, – поясняет министр госбезопасности, приглаживая усы. – Но с твоим отцом мы получили массу удовольствия. Я трижды устраивал частные просмотры, и каждый раз это был настоящий фурор.

Экран сворачивается кверху, открывая застекленный оконный проем. По другую сторону в круглой камере сидит мой отец. Его голова в шлеме с электродами свешивается набок.

– Сейчас он в порядке, – ласково говорит министр энергоресурсов. – Восстанавливается после бурных сновидений… Итак, Томас, что ты хотел нам рассказать?

Карлик из госбезопасности внезапно вытаскивает из сумки медведя и размахивает им перед моим носом:

– Ты знаешь, что внутри этой игрушки?

Глядя ему в глаза, я сжимаю кулаки и мобилизую для ответа весь свой гнев:

– Это не мое дело, я не хочу этого знать. Забирайте ее и верните мне отца.

– Увы, – вздыхает Оливье Нокс, соединив указательные пальцы перед носом, – твой козырь больше ничего не стоит, Томас. Мы нашли тело профессора Пиктона. Вдова его опознала. Как только чип окажется в наших руках, мы сможем его контролировать, и твой плюшевый медведь будет нам уже не нужен.

Он нажимает кнопку на пульте, экран опять опускается, и на нем появляется комната, выложенная кафелем. На металлическом столе лежит труп Физио. Вдова Пиктона переодела его в костюм своего мужа, похожий на тот, что был на нем, когда я его убил. Здоровый шприц-сверло проникает в разбитый череп, всасывает чип, а потом его помещают в какой-то аппарат с циферблатом – наверняка йоттметр. Стрелка почти не отклоняется от нуля.

– Такой мозг, и так ничтожно мало энергии, – вздыхает Оливье Нокс. – Какая бесхозяйственность! Видишь, Томас, негативная мыслительная деятельность ничего не стоит. Боюсь, что последние показатели интеллекта твоего отца будут такими же удручающими.

Чип Физио вставляют в автоматическое ружье, как обыкновенный патрон, и экран гаснет.

– Вот такой конец ждет свихнувшихся ученых, которые подвергают опасности общественный порядок, – заключает министр государственной безопасности.

И, бешено тряся медведем, тычет мне его под нос:

– Можешь убедиться: он пустой! Один пенопласт и шерсть! Хватит играть в защитника призраков!

Я всматриваюсь в медведя, который и вправду выглядит совершенно безжизненным. То ли Пиктон блестяще играет роль неодушевленного предмета, то ли что-то случилось. После всех потрясений мне не верится, что я смог так легко обвести вокруг пальца двух ушлых министров. Уж не ломают ли они передо мной комедию?

Джек Эрмак подходит к стене, обитой плюшем, и открывает спрятанный в ней маленький люк. Прежде чем я успеваю шевельнуться, он бросает медведя в мусоропровод. От шума измельчителя у меня разрывается сердце. Ценой нечеловеческих усилий я сдерживаю слезы и желание убить министра на месте.

– Мир плюшу его, – роняет Оливье Нокс. – А теперь, Томас, мы ждем от тебя всей правды. Правды о телепатической связи, которая была у вас с покойным профессором Пиктоном.

– У тебя есть выбор, – подхватывает карлик. – Или ты всё нам рассказываешь добровольно, или мы устраиваем тебе сеанс пытки страхом, как твоему любимому папочке.

– Любимому папочке, которого ты заставил напрасно мучиться, потому что не поделился с ним секретами, а из-за этого ему совершенно не в чем было признаваться.

Что делать? Я‐то был уверен, что, завладев чипом Пиктона и решив, что с ним покончено, они отпустят меня вместе с медведем. Если в этом я так ошибся, дальнейший план по освобождению моего отца немногого стоит, но у меня нет другого решения.

Я киваю и собираю всё свое мужество, чтобы признаться в преступлении.

– Мы слушаем тебя, Томас, – говорит министр энергоресурсов, откидываясь на спинку кресла.

Я считаю до десяти, чтобы выдержать паузу, а главное – чтобы это не выглядело как заученный урок. И начинаю:

– В общем, было так. В воскресенье я играл на пляже в Лудиленде, и мой воздушный змей случайно убил одного старика. Я испугался, что отвечать придется моим родителям, ведь я несовершеннолетний. И я попросил Физио мне помочь.

– Кто это? – спрашивает министр госбезопасности.

– Фейс-контролер в казино. Он очень привязан ко мне, потому что у него нет своей семьи. Физио спрятал тело в холодильной камере, а моей матери ничего не сказал. Но на этом дело не кончилось. Призрак профессора Пиктона вселился в моего медведя. А потом я услышал в новостях, что это знаменитый ученый, и тогда я позвонил в полицию, но в последний момент испугался, положил трубку и пошел к его вдове. Она оказалась очень доброй и обещала сказать всем, что это был несчастный случай.

Оба министра обмениваются ничего не выражающим взглядом. Не знаю, оборудован ли зал детектором лжи, но, похоже, они скушали эту версию, слегка похожую на правду. Даже я почти в нее верю.

– И этот Физио, я полагаю, – замечает Оливье Нокс, – может подтвердить твои показания.

Нимало не растерявшись, поскольку мы с профессором и Брендой отрепетировали все возможные повороты допроса, я отвечаю сконфуженно:

– Да, но, когда мы с госпожой Пиктон пришли в казино, он исчез. Думаю, он испугался, что его арестуют как сообщника.

– Мы найдем его, – говорит министр госбезопасности, расправляя складку на брюках.

С неподдельной печалью заправского Умника я умоляю:

– Не наказывайте его! Он лишь хотел мне помочь…

– Ладно, – вздыхает Оливье Нокс, вставая. – Для меня это дело закончено.

– А что делать с ним? – интересуется карлик, тыча пальцем в мою сторону.