Я никому не показывала свои переживания и продолжала попытки. Со стороны, может быть, и казалось, что я не теряю веры, но в тот момент внутри меня все умирало.

Судя по анализам, не было никаких причин, которые могли бы указать на невозможность беременности. Мой организм вырабатывал достаточное количество яйцеклеток, и они были оплодотворенные. Но ничего не происходило. Я прошла четыре, а то и пять циклов, и каждый заканчивался моим разбитым сердцем. Всякий раз в душе теплилась надежда. Каждое утро и каждый вечер тебе делают УЗИ, уколы в живот и в зад, берут кровь, чтобы узнать, когда наступит овуляция, насколько слизистая оболочка матки в порядке и так далее. Ты организовываешь весь свой быт для беременности и, когда вновь обнаруживаешь, что ничего не вышло, падаешь духом. Годы пребывания в таком состоянии пагубно скажутся на любой женщине.

Но надо отдать Эштону должное – он все еще хотел ребенка. Мы могли использовать суррогатную мать или донорскую яйцеклетку. Но мое внутреннее эго настаивало, чтобы я сама выносила своего ребенка. Ведь я всегда так делала раньше. Умом-то я понимала, что можно установить самую близкую связь со своим ребенком, даже не вынашивая его. Но на эмоциональном уровне мне хотелось самой носить ребенка от Эштона. Точно так же, как я хотела быть беззаботной девушкой, которая может спокойно выпить, я хотела быть женщиной, которая сможет выносить его ребенка. Я начала переживать, что, может быть, я, как любезно напоминали таблоиды при каждом удобном случае, действительно «не первой свежести».

В течение этого ужасного периода я начала воспринимать отношения с дочерями как что-то само собой разумеющееся. Мне не хотелось беспокоить их подробностями моего ЭКО – это просто было неуместно. Я стала скрытной. В Айдахо мы были вместе, но теперь казалось, что мы с Эштоном закрылись от них. Ситуацию усложняло то, что они как раз были в том возрасте, когда детям свойственно отдаляться от своих родителей. Как подростки, Румер и Скаут состязались, «у кого больше гормонов», в то время как я была просто накачана ими из-за ЭКО.

В конце концов, я полагала, что наши отношения в порядке. Когда ваши дети перестают выглядеть как дети – вырастают и ведут себя как взрослые, легко забыть, что они всегда будут видеть вас глазами ребенка. Думаю, что, утонув в своей боли, я упустила из виду, как сильно они нуждались в моей материнской заботе.

Эштон готовился к съемкам фильма «Бабник». По сценарию было ясно, что картина получится очень сексуальной, даже визуально. Первоначально на главную женскую роль была приглашена Дженнифер Джейсон Ли, и однажды Эштон пришел домой из офиса и сказала мне:

– Дженнифер обеспокоена твоим присутствием на съемочной площадке.

Он казался очень встревоженным и поделился со мной своими переживаниями, что если Дженнифер будет недовольна, то это может в дальнейшем сильно повредить его карьере, поскольку она была замужем за режиссером Ноем Баумбахом, у которого как раз вышел успешный фильм.

– Возможно, когда-нибудь я захочу поработать с ним, а он даже не пригласит меня на кастинг, – сказал Эштон.

Мне стало стыдно, но вдруг я вспомнила, что у нас с Дженнифер был один и тот же менеджер, в отчаянии набрала его и сказала:

– Пожалуйста, дайте ей знать, что у меня и в мыслях не было ставить фильм под угрозу, я ни в коем случае не хотела доставлять ей неудобство во время работы!

Мой менеджер позвонил Дженнифер, а потом перезвонил мне. У нее не было никаких претензий на этот счет. Ее ничего не беспокоило, и она понятия не имела, о чем я говорю.

Я была сбита с толку, а разговор с Эштоном совсем не прояснил ситуацию. Он списал это на недопонимание, но что-то было не так. Суть заключалась в том, что не она беспокоилась о том, что я буду на съемочной площадке, а он.

Я была подавлена. Брюс всегда чувствовал себя ненужным из-за того, что я даю ему много личного пространства. Я старалась не повторять этой ошибки. Мне казалось, что, приезжая к Эштону в Луизиану, когда он снимался в фильме «Спасатель», пытаясь всегда быть с ним рядом, я поддерживаю его в работе. На самом же деле ему нужно было личное пространство. Но он мне ничего не сказал. Он добился того, чего хотел, только с помощью лицемерия.

Эштон был не честен. Это на его совести. Но и я уделяла ему слишком много внимания, оказывая при этом большое давление. Я теряла себя. И это уже на моей совести.

Люди полагают, что зависимыми становятся, как только один раз напьются, а потом все – крах. Но в моем случае это была постепенная нисходящая спираль. О снижении моей уверенности в себе говорило частое злоупотребление наркотическими веществами.

Мой агент порекомендовал снять дом Джо Фрэнсиса в Пуэрто-Вальярте[77] на мой сорок пятый день рождения. Это невероятное место работало как шестизвездочный отель. (На телефоне была даже кнопка «что угодно».) Мы с Эштоном наняли самолет, чтобы привезти на выходные дюжину друзей.

Все прекрасно проводили время и по-настоящему расслаблялись. Мы устроили грандиозный ужин за длинным банкетным столом; вокруг ходили официанты с подносами текилы, а гости забирались на стол и расхаживали посередине, только наш друг Эрик чего стоил – залез на стол в одних трусах и остроносых ботинках.

Когда у вас нет «выключателя», вы будете идти, пока есть силы. Поздно вечером мы все оказались в джакузи, от горячей воды я начала терять сознание и медленно опускаться под воду. Если бы рядом никого не было, я бы утонула.

Эштон отнес меня к нашей кровати, он был в бешенстве. В какой-то степени я понимаю его реакцию. Если бы случай был первым – это один разговор, проблема в том, что подобное уже происходило.

Я была сбита с толку: Эштон сам призывал меня идти в этом направлении. Но когда я зашла слишком далеко, он дал мне понять, что чувствует, показав фотографию, на которой я лежала прошлой ночью головой на унитазе. Тогда это показалось мне добродушной шуткой, но на самом деле ужасно унижало.

У меня была стоматологическая операция, и мне прописали викодин. Я принимала его по назначению, когда мне было очень больно. Сначала. Потом, когда мне уже не было больно, я думала: «Хм, может быть, я просто приму половину таблетки». В то время у меня также болела спина, и мне выдали другое лекарство, чтобы облегчить боль. Поначалу таблетки снимали напряжение и делали жизнь чуть легче. В то время с алкоголем я не знала меры, но таблетки держала