Я все еще отчаянно хотела иметь от него ребенка. И в конце концов у меня не осталось выбора, кроме как принять вариант, который раньше казался мне немыслимым, – использовать донорскую яйцеклетку. Я начала просматривать списки агентства в поисках подходящей кандидатуры, а в процессе делилась многообещающими перспективами с Эштоном и выслушивала его мнение. Мы были в Айдахо – отмечали День независимости США, когда я нашла идеального донора для нас. Я показала Эштону ее фотографию, и он согласился осуществить задуманное.

Это было во вторник. В четверг мы начали заполнять все бумаги. А в воскресенье, когда гуляли у реки, Эштон сказал мне:

– Я не уверен, что способен пойти на такой шаг, тем более нет гарантии, что это сработает.

У меня было такое чувство, будто меня окатили холодной водой. Я спросила Эштона, почему он позволил мне тратить время на поиски донора, пройти через этот долгий и болезненный процесс и чувствовать себя такой уязвимой, если он не был уверен. Его ответ был прост:

– Я никогда не думал, что ты пойдешь на это.

На следующий день я поехала в Нью-Йорк на работу – снимать серию интервью для шоу «Разговор», которое вела моя хорошая подруга Аманда де Кадене. Я лично пригласила Леди Гагу, Алишу Киз[81] и Донну Каран[82], поэтому мое присутствие было обязательным. Я была подавлена и ждала, что Эштон свяжется со мной и попытается все исправить.

Через неделю я улетела обратно в Лос-Анджелес; мы до сих пор не разговаривали. Когда я вошла в дом, то обнаружила переполненную людьми комнату – в этот день проходили наши еженедельные занятия по каббале. Я посмотрела на Эштона, и меня начал бить озноб. Его глаза были мертвыми. Более холодного и бесчувственного человека я не встречала – в нем не осталось ничего от того парня, в которого я влюбилась много лет назад. И уж тем более этот ледяной взгляд не мог принадлежать мужчине, который меня любит.

В тот вечер он сказал:

– Я думаю, мне нужно съехать.

– Стоп, стоп, стоп! – это все, что я могла тогда выдавить из себя. – Мы женаты, и это так не работает. В какой именно момент мы перешли от попыток решить наши проблемы к «я съезжаю»?

Было видно, что он чего-то недоговаривает. У меня было плохое предчувствие.

– Нам нужно пойти и поговорить с кем-нибудь, – настаивала я.

И мы это сделали, вот только ничего не помогло. Он действительно не хотел работать над нашими отношениями. Он не хотел заниматься сексом со мной, да чего уж там – даже прикасаться ко мне не хотел. Он уже принял решение. Для меня наш брак все еще много значил, но только для меня. Я пыталась понять человека, который две недели назад прислал мне электронное письмо, где говорилось, что он самый счастливый на свете. Мне хотелось понять происходящее. Я бы отпустила его, если бы так было лучше. Но как понять – лучше это или нет? Его поведение сбивало меня с толку. Я попросила его не переезжать и предложила вместе попытаться разобраться в наших проблемах. Мы договорились, что это останется между нами и что мы ни с кем не будем встречаться, пока не разбе- ремся.

Это было в нашу шестую годовщину. В те же выходные Дэнни Мастерсон[83] организовал мальчишник. Эштон сказал, что не хочет пропустить его ни за что на свете, и уже вечером отправился в Сан-Диего. Он уехал, а вернувшись на следующий день, сказал, что прекрасно провел время. Чтобы отпраздновать нашу годовщину, он отвез меня на место нашего первого свидания, тот участок, который он купил и с которым были связаны его мечты. Наше общение было натянутым, и я просто нутром чувствовала, что он чего-то недоговаривает. Это сводило меня с ума.

На следующий день я должна была лететь обратно в Нью-Йорк, чтобы провести пресс-конференцию и представить проект, которым я очень гордилась. Это был мини-сериал для Lifetime[84] под названием «Пять» – он состоял из пяти короткометражных фильмов, рассказывающих о раке молочной железы. Пять историй, которые произошли в разное время и в разных местах, а режиссерами выступили пять разных женщин. Я была одной из них. Действие моей истории происходило в начале шестидесятых – в то время, когда люди даже не осмеливались произносить слово «грудь» публично, поэтому население не осознавало проблему. Одна из главный целей картины заключалась в том, чтобы привлечь внимание маленьких девочек к этому опыту и попытаться доступно рассказать им об этом. В первый день съемок Эштон прислал мне в студию прекрасный букет нежно-голубых цветов с открыткой: «Я верю в тебя». И я не могла перестать думать об этих цветах во время полета в Нью-Йорк.

Я находилась в отеле «Кросби», делала себе прическу и макияж к премьере сериала, как вдруг мне на телефон пришла рассылка от Google – на экране мелькнул заголовок «Эштон Кутчер пойман на измене». Поначалу я решила, что одна из бульварных газет напоминает о прошлогоднем случае. Но как только нажала на ссылку, то поняла, что новость – свежая. Согласно статье это произошло в выходные – на нашу годовщину, как раз в ту ночь, когда он поехал в Сан-Диего праздновать мальчишник. Молодая блондинка делилась впечатлениями и упоминала фразы, которые использует Эштон, когда флиртует. У меня свело живот. Я прекрасно знала эти фразы, а значит, девушка не лгала. «Ты не женат?» – спросила она Эштона, на что тот ответил, что расстался. Они провели ночь вместе, а затем он поехал в Лос-Анджелес, чтобы вместе с женой отпраздновать годовщину свадьбы.

– Ты что, черт возьми, издеваешься надо мной? – первое, что вырвалось у меня, когда он снял трубку.

Под этим я имела в виду следующее: каким же надо быть тупым, неужели ты хотел, чтобы тебя поймали? (По правде говоря, да, подсознательно он хотел, чтобы его поймали.) Ты не подумал обо мне? Тебе действительно нужно было снова поставить меня в такую ситуацию? Не мог, по крайней мере, удосужиться изменить мне тайно – разбить мое сердце, но не унижать публично?

Он сразу же признался в содеянном. Я понимала, что мне нужно повесить трубку, пройти по красной дорожке и все время молиться, чтобы эта информация пока никуда не проскочила. В противном случае репортеры приставали бы ко мне с микрофоном, чтобы спросить, как я себя чувствую после того, как мой муж, с которым я прожила шесть лет, трахнул двадцатиоднолетнюю девушку. Каково мне сознавать, что