— Сейчас…

Дона и Рогана вдруг снесло ударом могучей лапы. Над Лисой, изогнув шею, дыбя гриву и шипя, встал Зверь. Уши были прижаты, глаза горели синим пламенем. Вэйт и Йэльф охнули и сели на песок.

— Вот только тебя здесь не хватало, — взвыл Ри.

— Создатель? — растерянно отозвался Зверь, вдруг теряя весь запал. — Создатель, я, это… Сестрёнке плохо, Создатель!

— А то я не знаю! — обозлился Ри. — Ты каким местом думаешь, а? Ей плохо, а ты целителю кости переломал!

— Я… Я не знал… — Зверь отступил, припал к земле, потом и совсем лёг, только что кверху пузом не перевернулся, как нашкодивший щенок, и тоскливо заскулил. — Я думал — враги… Она звала… Я пришёл, а они тут… рядом с ней…

Дон вскочил, отплёвываясь, протянул другу руку, но Роган не пошевелился. Только лёгкое удивление было на лице его. В открытых остановившихся глазах отражалось небо. Дон закинул голову и зарычал. Он только зарычал, и даже не особо громко. Но все испуганно затихли, даже Зверь.

— Дед, — спокойно и просто сказал Дон. — Подними Лису.

Не попросил, а сказал так, будто имел на это право.

Очень спокойно, вот только глаза у него…

— Но… — вскинулся Йэльф.

— Йэльф, Старейшина ле Скайн, подними Лису во Жнеце, — повторил Дон, пристально глядя Йэльфу в глаза. Да, хозяин, конечно, хозяин, сейчас, хозяин. Йэльф встал, как сомнамбула, подошёл к Лисе и опустился на колени. Одежда на её теле мгновенно превратилась в ленточки под его когтями. И чёрная гора Зверя, лежащего рядом с ней, больше его не пугала. Он её будто и не видел, он вообще ничего, кроме Лисы не видел. Вэйт проводил его растерянным взглядом.

— Ты… Ты что же это… — прошептал он тоненько.

— Все вон, — спокойно и жутко улыбнувшись, посмотрел ему в глаза Дон. — И ты, — перевёл он взгляд на Зверя. Яркие сапфиры встретились с мёртвыми бельмами, расколотыми чертой зрачка. И Зверь, огромный Зверь стал пятиться, скуля, отползать задом, потом вскочил и с тоскливым воем гигантскими прыжками умчался за холм. Зверь всегда может опознать Смерть, в чьем бы ни предстала она обличьи. Ри молча взял одеревеневшего Вэйта подмышку и пошёл следом. Голова у него больше не болела.

Потому что Лисы не стало два удара сердца назад. Не важно — как. Скорей всего, Йэльф её выпил — это обычная практика: нужно затратить много энергии, чтобы поднять во Жнеце. Но это было уже совсем не важно. Потому что девчонки Тии, его Лисы-Мелиссы, больше не было. Каждый нерв его вопил об этом, каждая жилка. Не успел он сделать её драконом. Да, он всё ещё может сделать это с тем, что из неё получится, и формально соблюсти клятву, но, даже если случится чудо, и она, человек, восстанет суккубом — связь меж ними уже порвалась. Потому и пусто так внутри. Лучше бы у него по-прежнему болела голова, чем эта пустота и тишина без отклика и надежды. Двадцать лет назад двое стали одним, двадцать лет он чувствовал их взаимную друг другу принадлежность, даже не осознавая этого, но смерть порвала контакт, и теперь оставшаяся в живых часть целого кровоточила и корчилась. А ведь всего минуту назад всё было иначе, пусть и плохо, но не настолько.

Он уже свёл формулы, и даже успел подставить значение мощности, когда его скрутило. Он упал на пол в конвульсиях, горло перехватило, он даже крикнуть не мог, чтобы разбудить спокойно спящих вампиров. Он сразу понял, что это боль Лисы, один раз так уже было. Но в этот раз рядом не было ящерицы, не было никого, достаточно ЖИВОГО, чтобы передать и отвести свои ощущения на него. Вампиры для этого — увы — не годились. А он сам в таком состоянии помочь никому не мог, даже самому себе. Лишь когда Роган навесил на Лису «обезболивание», ему стало немного легче. На четвереньках дополз он до спящих, практически упал на Дона и простонал: «Лиса!». И тот исчез. А потом проснулись Йэльф с Вэйтом, и помогли ему выбраться из бункера. Один он не поднялся бы, ноги подкашивались. И он уже понадеялся было, что они смогут её спасти, ведь всего-то — пройти три портала, но дальше всё произошло так быстро, нелепо и страшно…

Он сел на камень, положив рядом безвольное тело Вэйта, и стал ждать. Просто ждать — а что он ещё мог? Через некоторое время подошёл Тихий, улёгся рядом. Из глаз у него ползли огромные слёзы, он тёр морду лапами, стирая их, шумно вздыхал, жалко поглядывал на Ри, опять виновато отводил глаза.

Ну, что тебе? — устало подумал Ри.

Создатель, зачем? Убили — зачем? Жива ещё была, убили — зачем? — заскулил в голове Тихий почти без слов, на одних эмоциях.

Так надо, не плачь, она не совсем умерла. Скоро опять её услышишь, утешил его Ри. Но Зверь не поверил и продолжал скулить и плакать.

Создатель, я же чувствую. И ты. Умерла сестрёнка, совсем умерла… Зачем убили?

Пшёл вон, — рыкнул на него Ри. — И без тебя тошно!

Тихий вон не пошёл, но хоть замолчал.

Дон убедился, что, даже будучи марионеткой, Йэльф делает всё правильно, и присел над Роганом.

Речитатив на два голоса плыл в душном воздухе над оазисом.

«… но не снимай его с нивы, ибо это мой урожай. Мал урожай мой и скуден, ибо не сею, и лишь из под серпа твоего выбор свершается мой. Жатва твоя всегда из лучших, мне же оставь из неё этот колос один. Не оскудеет жатва твоя, но мой урожай им прирастёт и пребудет на ниве…»

Когда кровь знаков уже впиталась, и тела вступили в последнюю фазу трансформации, Дон отдал приказ. Повинуясь ему, Йэльф подхватил тело Лисы и мерным шагом пошёл к входу в пещеру под холмом. Следом пошёл Донни с Роганом на руках. Ультрафиолет очень вреден тем, кто только что поднят во Жнеце, а на установку защиты просто сил нет, на марионеток всё угрохал. Внутри Дон велел Йэльфу сесть в угол, старательно закутал Рогана и Лису в шкуры, чтобы тела подольше не остывали, и устроился рядом. Сидел спокойно и бездумно, держал Лису за ещё тёплую руку и ждал возмездия. Что оно придёт — он не сомневался. Он только что нарушил все клятвы — и Присягу, и Клятву ле Скайн, и большую часть законов заодно. Он знал, на