– Куда?

– В администрацию. Мне там нужно поговорить кое с кем.

* * *

Шеннон вот уже два месяца планировала нападение на академию Дэвиса. Это было ее покаяние, способ замолить грехи. Она долго сидела над спутниковыми фотографиями, запоминала сообщения, написанные бывшими «учащимися», анализировала список слушателей. Она даже провела неделю в палатке в лесу рядом с академией, смотрела, как приезжают и уезжают машины, – а ведь была не ахти какой любительницей туристской жизни. В итоге пришла к категорическому выводу, что захватить академию невозможно, не подвергая свою команду (и детей, которых они собирались спасти) серьезной опасности.

Некоторое время она даже думала, не привлечь ли ей к этому делу Купера. Его знание системы ДАР было бы бесценным, а объединившись, они становились совершенно неудержимыми. И потом, ему ведь тоже нужно было искупить грех.

В то время это не казалось проблемой. Три месяца назад, когда она привезла Ника к Джону Смиту, они были в бегах, их преследовал ДАР. Они тогда находились в Чикаго, им негде было провести ночь, и Шеннон предложила квартиру друга.

Она просто тогда не додумала это до конца, вот и все. Не понимала, какие силы им противостоят. Насколько далеко пойдет правительство, чтобы поймать их, и как оно поступит с любым, кто встанет на его пути.

«Сегодня ты смоешь эти грехи».

По иронии судьбы, именно Джон и его безумное поручение сделали это возможным. Шеннон согласилась ограбить для него ДАР, но взамен программист Смита должен был подготовить все так, чтобы она скачала информацию, которая требовалась и ей.

Например, код, позволяющий обходить систему сигнализации.

Например, график дежурств и расположение постов охраны.

Например, подробная карта административного здания, включая жилую часть.

«Информация обычно опаснее пуль».

Самым опасным пунктом плана было подавление охраны на входе. Подойти нужно было незаметно, а потому, одетые в неразличимую в темноте черную одежду, в очках ночного видения, она и Кэти брали будку охраны вдвоем. Они не спешили, выжидали. Ветки цеплялись за их одежду, а голоса и возня лесных зверей звучали громче обычного.

Когда они подошли к будке, Шеннон подкралась к двери и постучала. Дальше события развивались быстро: Кэти действовала решительно, а Шеннон, проникнув в будку, блокировала тревожную кнопку.

Один из охранников попытался выхватить оружие, но автомат Кэти с глушителем издал мягкий хлопок, и охранник упал с дыркой во лбу, но крови натекло на удивление мало.

Другой решил ограничиться крутым разговором. Шеннон надеялась, что он получил удовольствие от шоу на мониторах.

И вот теперь, когда они ехали на джипе с открытым верхом по холодному воздуху, она ощущала кристальную ясность. По большей части во время акций она существовала на адреналине, получала удовольствие от того опасного предприятия, которое задумала. Но теперь все было иначе. Прежде всего, она сегодня не солировала. Она была не шпионом, не разведчиком – сегодня она была солдатом и знала: кто-то из ее подчиненных может погибнуть.

Но в большей степени ее беспокоило то, чем все закончится. Страх, что все это не даст ей отпущения грехов, которого она искала. Не принесет искупления ее тяжелой ошибки.

«Ты не могла знать. Никто не мог предположить, что ночь, проведенная в доме друга, станет причиной отправки его дочери в академию.

А главное, то, что ты задумала, получится. Через пятнадцать минут ты выведешь из тюрьмы триста пятьдесят четыре ребенка.

Включая и ее».

Где-то рядом раздались слабые хлопки – звук выстрелов из оружия с глушителями, которые в реальности работали вовсе не так хорошо, как в кино. Пули вылетали вследствие взрыва, и заглушить его полностью не было возможности.

Теперь уже служба безопасности академии знала, что их атакуют. Теперь охранники, в соответствии с инструкцией, будут отходить на блокпосты и включать тревожную сигнализацию, а это означало, что на непрошеных гостей обрушится вся мощь американской армии. В обычной ситуации отряды спецподразделений могли высадиться здесь через семь минут с начала тревоги.

«Но не сегодня. Сегодня вы, ребятки, беззащитны».

* * *

Что-то разбудило его.

Взрослея, он с грустью начал понимать, что крепкий ночной сон – это достояние детей. Редко выдавалась ночь, когда он не вставал по три раза, чтобы облегчиться.

Но сегодня Чарльза Норриджа, директора академии Дэвиса, разбудил не переполненный мочевой пузырь, а звук – громкий треск, разрушивший его сон. Фейерверк? Может быть, выскользнул кто-то из старших ребят и снова играют в доморощенных террористов. Если так, то к девяти часам утра мальчики будут в карцере. Жестокое устройство, но действенное. Стыд гораздо полезнее, чем физическое неудобство. В таком возрасте нет более эффективного способа воспитания, чем унижение.

– Привет, Чак.

Раздался щелчок, и на прикроватной тумбочке загорелся светильник. Чак увидел стройную темноволосую женщину. За ней – еще одну, крупнее, она смотрела на него с нескрываемой ненавистью, а в руках держала внушительных размеров оружие.

– Вы кто? – Голос прозвучал слабее, чем директору хотелось бы, и он закашлялся, попытался заговорить высокомерным тоном. – Мне это не кажется смешным.

– Неужели? – улыбнулась стройная женщина. – А мне это кажется уморительным.

Издалека донеслись новые щелчки. Он понял, что это выстрелы, а не фейерверк.

– Что все это значит?

– Что все это значит? – Она убрала волосы за уши. – Это непростой вопрос. В каком смысле: в политическом, в идеологическом, в нравственном?

«Да как она смеет!»

– Это школа. Я учитель, – заявил Чак.

– Это тюрьма, а ты – надзиратель.

– Я никому не причинил вреда. Я люблю своих учеников.

– Интересно, скажут ли они то же самое о тебе?

Он начал сползать с кровати, но замер, когда она произнесла:

– Не-а. – И села на постель. – Чак, я хочу подарить тебе кое-что.

– Я вас знаю?

– Меня зовут Шеннон. Ты знал многих из моих друзей. Вот, например, Кэти. – Она показала на свою спутницу у двери с автоматом в руках.

Норридж посмотрел. Эта женщина, казалось, не могла совладать с переполнявшей ее энергией. Даже стоя спокойно, она как будто дергалась.

– Я вас прежде не видел. Кто вы?

– Меня зовут Кэти Баскофф.

– Я не знаю никакой Кэти Баскофф.

– Да знаешь, знаешь. Ты меня называл Линдой. – Женщина холодно улыбнулась. – Линда Джоунс.

До этого момента он, хотя и был испуган, полагал, что к нему это не имеет отношения. Последствия дурного сна, ничего такого, что стоит воспринимать серьезно. А теперь его мочевой пузырь дал о себе знать, охваченный ледяным холодом.