— И ты… — Ее голос задрожал. — Убивал?

Я побледнел, но не отвел взгляд и почти беззвучно прошептал:

— Да.

Она всхлипнула. Слезы потекли по щекам.

— Родная моя… — Я потянулся к Саяне. Невыносимо видеть, как любимая плачет.

— Не надо. — Она отшатнулась, прижавшись к спинке кровати.

— Ты боишься меня? — боль полоснула душу.

— Не знаю.

— Я никогда не причиню тебе вреда, родная!

— Так вот почему ты так долго ничего не рассказывал?

— Да. Боялся именно такой реакции. — Я грустно улыбнулся. — Мне нужно было представить тебя санклитскому сообществу, это обеспечивало тебе безопасность. Я боялся, что все узнав, ты сбежишь, и руки у Лилианы будут развязаны. С первой секунды, как утонул в твоих глазах, этот страх разъедал душу. Я тянул, как только мог. Саяна, мне нечем гордиться. Но не было возможности выбирать. Я таким родился. Меня сделали убийцей с первого вдоха.

— Мама?..

— Так вот что было в записке! Узнаю почерк Арсения. Нет, родная, моя мама — санклитка, как и отец.

— Чистокровка.

— Да. При рождении чистокровных санклитов присутствует смертный. Ребенок забирает его жизнь. Если человека рядом нет, дитя умирает.

— И других вариантов нет?

— Увы. Если санклита рожает обычная женщина, она расплачивается за это жизнью. То же происходит в случае аборта. Суррогатное материнство невозможно, при ЭКО эмбрион не приживается.

— Но все считают, что мне ты уготовил именно такую участь.

— Ты в это не веришь, надеюсь? — я скрипнул зубами. — А с Арсением я еще поговорю. Поверь, мерзавец извратил правду. Это он умеет. Да, официально я объявил тебя матерью моего будущего наследника. Благодаря этому никто не посмеет даже подумать о том, чтобы причинить тебе вред. Это карается смертью. А убить санклита сложно. Чаще всего его просто сажают под замок, обнуляют силы, и когда у него кончается заемная жизнь, начинается ад. Это очень медленная и крайне болезненная смерть. Никто в здравом уме на это не подпишется.

— А как же кинжалы?

— Сейчас разговор не о них. Я договорился с Лилианой — она станет главой клана, оставит тебя и твоих близких в покое, согласится с твоей ролью матери.

— Главой должен был стать ты?

— Саяна, это неважно. Твой брат пытался убить Катрину, мою сестру, Лилиана — ее мать, у нее есть право на его смерть. И на твою. Вы оба — потомственные Охотники. У меня была только эта возможность. И я ни о чем не жалею.

— Мой процессор скоро перегорит. — Вытирая слезы, потрясенно пробормотала девушка.

— Мы еще только начали.

— Если бы ты не сказал, что я рожу тебе ребенка, меня могли просто убить?

— Да. Но ты никогда не станешь матерью моих детей, это исключено. Я и не прикоснулся бы к тебе, если бы не знал, что у тебя вшита противозачаточная капсула.

— Откуда?.. — Ее брови полезли на лоб.

— Саяна, я узнал все, что только мог. — Меня вновь потянуло к ней, пришлось самому себя остановить. — А могу я много. Поверь, юмор Господа оценил. Ты помогаешь людям, спасаешь жизни. А я их отнимаю.

— Не надо делать из меня святую, мне есть чего стыдиться, как и всем.

— Даже если так, с чем, извини, не соглашусь, я на твоем фоне смотрюсь тем, кто я и есть, монстром.

— Это не так.

— Я не человек, Саяна! Но когда ты появилась в моей жизни, мне так страстно захотелось им стать! — я покачал головой. — А самое ироничное в том, что к моменту, когда мы встретились, мне столько пришлось пережить, что я зарекся, раз и навсегда, пускать кого-то в свою жизнь. Закрыл душу и сердце, наглухо. Стал настоящим санклитом. — Я усмехнулся. — Но с первого мгновения, на скале, когда утонул в твоих огромных глазищах, ты разрушила все мои запреты. Одним взглядом, без труда. Просто вошла в мое сердце и душу, заняла их полностью, и все, я пропал.

— Горан…

— Прости за такую откровенность, родная. Просто мне безумно страшно. Каждое мгновение наполнено ужасом, что ты уйдешь. Когда Лилиана прикоснулась к тебе, мое сердце разорвалось. Она могла отнять твою жизнь за пару секунд! И потом, когда я увидел, как все эти санклиты тянут к тебе руки, поверь, моя голова стала бы белой, будь я человеком!

Саяна

Я скривилась. Похоже, слишком много информации для одного дня.

— Ты должна была узнать о санклитах до того, как… — Мужчина с горечью покачал головой. — Это моя вина. Нужно было сдержаться!

— Что сделано, то сделано. — Прошептала я, встав с постели.

— Ты уходишь? — глухо спросил он, поднявшись следом.

Сама хотела бы знать.

— Горан… — Мне с трудом удалось заставить себя посмотреть на него.

Столько боли в глазах! Приходится отводить взгляд, чтобы не утонуть в ней. Вот самое не то, как говорит Глеб, в такой момент страдать эмпатией. Со своими бы растрепанными чувствами разобраться, не до чужих. Но проблема как раз в том, что он не чужой. От этого в сотни раз тяжелей. — Делай, что считаешь нужным, Саяна. Я приму любое твое решение.

— Мне нужно побыть одной. Чтобы понять, как ко всему этому относиться. Не знаю, сколько времени это займет. Сейчас я в полнейшей растерянности.

— Ты… останешься? Пока будешь думать?

Я молча смотрела на него, вспоминая, сколько всего мы пережили. Не получится сделать вид, что этого не было, потому что общее прошлое прочно заняло место в душе, пустило корни, чтобы принести плоды в виде будущего. И боюсь, если вырвать это "растение", рана никогда не зарастет. Хреновые из нас садоводы-огородники. Много дров наломано. Но разбираться в создавшемся хаосе нужно нам обоим.

— Горан, ничего не обещаю. — Тихо ответила я. — Но пока буду решать, что делать, останусь.

— Спасибо, родная! — он облегченно выдохнул.

— При одном условии.

— Все, что угодно!

— Ты не будешь давить и ответишь на все вопросы, если они появятся, предельно честно.

— Клянусь.

Я устало кивнула. Еще недавно мне так хотелось узнать всю правду. А теперь даже не знаю, что с ней делать. Да уж, воистину — будьте осторожны с желаниями.

Саяна

Несколько дней я почти не выходила из комнаты. Собранный чемодан стоял у кровати, мозоля глаза, как напоминание, что нужно принимать решение. Несколько раз я разбирала его, выкладывала вещи обратно в шкаф. Потом, психанув, собирала снова.

Горан не появлялся, и я была ему за это безмерно благодарна. Не представляю, что он пережил за последнюю неделю. Мне приходилось запрещать себе думать о таком, но сердце все равно рвалось в клочья.