уверен: она наблюдала за тем, как я стряхиваю пепел, на мои руки, на «мужской изгиб» запястий (так она однажды сказала, болтая с моей дочерью). Я ощутил электрический разряд, какой обычно сопровождает осознание того, что нашел идеальную мишень. Снова Астрид; складка под грудью, подколенные ямочки…

– Я закончила набирать дневники, сегодня верну их вам, – сказала Лия – гораздо резче, чем я ожидал.

– Да? – переспросил я.

– Хотела показать, что для меня это серьезно, – продолжала она язвительно.

Я прочистил горло.

– Лия, – тихо проговорил я. – Когда вы с Ларри вернулись вчера, я был в плохом настроении. Не хотел быть с вами таким резким.

– Уверена: я это заслужила, – монотонно отозвалась она, уставившись на камни. – Нечего было исчезать без предупреждения.

Я безотчетно положил ладонь на ее обнаженное бедро – и почувствовал, как она замерла. Уже было отдернул руку – как вдруг она повернулась и посмотрела на меня. Те самые глаза. Набравшись храбрости, я коснулся горящими пальцами подола ее скромного летнего платьица. Она все еще не дышала. Миллиметр, еще, дюйм…

– Пойду поплаваю, – пробормотала она. Мне хотелось сидеть, не двигаясь, и изучать ее – но тут мы оба услышали гул мотора на подъезде к дому, и я отдернул руку. Она встала, явно намереваясь сбежать на пляж, чтобы не исполнять повинность, диктуемую этикетом, – но поздно: Анна уже ее заметила.

– Привет, дорогой! – крикнула она мне, заглушив мотор, и поджала губы: – Я привезла к тебе гостя!

Гостя? Из машины выбрался высокий седой мужчина в светлом льняном костюме – и едва ли не вечность спустя повернулся ко мне. Но нет – неужели я и вправду схожу с ума? Не может быть!

– Мики, старик! – воскликнул он с характерным для северо-восточных штатов горловым «р». – Сколько же времени прошло, черт возьми!

Я почувствовал, как кровь запульсировала в жилах, а ноги стали ватными. Когда он приблизился, стало очевидно, что черты его лица – лишь слегка измененная версия тех, давно и хорошо мне знакомых. Но теперь он смотрел даже не на меня – взгляд его был безраздельно прикован к ней. Джулиан глянул на Лию – и расхохотался:

– Боже правый, Мик! – присвистнул он. – А ты совсем не изменился!

Часть четвертая

Сен-Люк

Лаская округлость живота, ты думаешь: там, внутри, не только растет и обретает форму человеческая плоть, но еще и зарождаются идеи, развивается разум. Ребенок совершает чудо, открывая для себя язык. Тайна слов – во чреве женщины.

ЭММА САНТОС. La Malcastrée

28

Майкл

Когда Дженни и Монах объявили о своем намерении уехать из Лондона, я отнесся к этому скептически. Впрочем, как человек, вынесший все тяготы детства в провинции, я всегда с подозрением относился к лондонцам, которые по собственной воле решали оставить цивилизацию ради какого-нибудь Норфолка, Сассекса или, боже упаси, западного Уэльса. И вот уже около года продолжался их странный эксперимент в Девоне, который я окрестил «опытом Теда Хьюза». Должно быть, дела идут хорошо, раз никто из них до сих пор не наложил на себя руки, в шутку заметил я в телефонном разговоре с Дженни. Я почти физически почувствовал, как на том конце провода она закатила глаза. «Со вкусом у тебя по-прежнему неважно, Мик, – шутки все такие же плоские».

Я приехал утром Страстной пятницы, в конце марта. Зима выдалась поистине суровая – в особенности для Дженни и Брайана. Незадолго до Рождества у нее случился второй выкидыш. Меня не было рядом. По правде говоря, их переезд в провинцию был мне на руку; находиться рядом с ней во время беременности оказалось нелегко. После Нового года они на месяц уехали в Штаты, откуда вернулись с новыми силами. Судя по открыткам, в Дженни проснулся ее обычный оптимизм – как будто того, что произошло в конце декабря, и вовсе не было, – и она решительно взялась за работу, словно яркие лучи орегонского солнца, пробивавшиеся сквозь ветви исполинских секвой, cмогли стереть из памяти все, что ей пришлось пережить. Она настойчиво звала меня на Пасху. После заключения договора на публикацию книги мы еще не виделись, и, честно говоря, мысль о том, чтобы провести выходные на природе в Девоне, казалась мне заманчивой.

– Может, хотя бы просохнешь после своих торжеств, – сказала она. – Я отсюда слышу запах перегара.

Я арендовал «остин-аллегро» (то еще дерьмо) и каким-то чудом доехал до Уэст-Кантри в один присест, сделав единственный привал в мещански-претенциозной дорсетской гостинице: всюду салфеточки, обтянутые чинцем кресла, интерьерные витражи и престарелая хозяйка в бигуди, потягивающая шерри из «юбилейной»[168] кружки. Должно быть, как раз в таких местах в каком-нибудь 1912 году и проводили ночь с проституткой мечтающие о разводе бедолаги, чтобы получить возможность избавиться от жены на законных основаниях. У стойки администратора стояла тряпичная кукла-уродец, пьяно склонившаяся над ящиком для сбора пожертвований Королевского легиона. «Это мой маленький гуркха!» – хихикнула старушка, когда я взглянул на поникшую фигурку.

В Девоне даже сам воздух пах весной. На фоне живых изгородей виднелись первые фиалки, а вдоль побережья уже раскрывались навстречу солнцу темно-розовые лепестки смолевки. Подъездная дорога к дому почти добила мое и без того еле живое корыто. Дженни уже ждала меня в дверях и яростно махала рукой. Вид у нее был здоровый и даже цветущий: загорелая, джинсы забрызганы краской. Буржуазные квазихиппи в сельской местности вечно что-то красили и декорировали. Я глянул в зеркало заднего вида – на собственную бледную кожу.

С нашей последней встречи прошла всего пара месяцев, и все же сейчас я был странно взволнован. Недавние события совершенно поглотили меня: во-первых, контракт с издательством, во-вторых, мне стукнуло тридцать. Я устал, да и попросту не нравился себе в то утро. Крепко обняв Дженни, вдохнул знакомый аромат ее волос.

– Все в порядке, Мик? – спросила, когда я наконец ее отпустил, она, теребя обручальное кольцо на пальце, – как всегда, когда волновалась или беспокоилась. – Все хорошо?

– Просто устал, – отмахнулся я. – Ночевал в захолустной цитадели колониализма и почти не спал. Да и вообще жизнь в последнее время сумасшедшая.

– Ну, можешь отдохнуть после обеда, – ответила она. – Я провожу тебя в комнату, если хочешь положить чемоданы. Идем.

Потом она усадила меня за кухонный стол, поставила греться крестовые булочки и заварила чай. Ей хотелось знать все о договоре на книгу и о моем увольнении из редакции журнала. Удовлетворив ее любопытство, я спросил об Америке. Когда она наконец дошла до описания Восточного побережья, стрелки старинных напольных часов у двери показывали полдень.

– Мики, мне нужно тебе еще кое-что сказать о Нью-Йорке, – проговорила она, снова покручивая свое кольцо. Я уже предчувствовал, что она собирается мне сказать. – В последний вечер перед отъездом мы виделись с Джулсом.

– Отлично, – без выражения отозвался я.

– Он там хорошо устроился, говорит, назад не собирается, через пару лет, может, получит гражданство.

– Вот и славно.

– Рассказала ему про твою книгу.

Я кивнул.

Она сжала губы.

– Всякий раз, стоило мне заговорить о тебе, он весь будто покрывался колючками. Не знаю, что между вами произошло, но неужели все так плохо?

Я почувствовал, как челюсть сама собой сжалась. Дженни встала, чтобы наполнить чайник. При подобных беседах ей всегда нужно было чем-то себя занять. Когда она заговорила вновь, в голосе ее появилась жесткость.

– Может быть, тебе пора бы принять, что она просто не хотела, чтобы ее нашли.

На мгновение на меня накатила волна гнева, но тут же вернулось привычное самообладание. Поначалу Дженни и Джулиан обменивались письмами, которые позднее, лет через пять, сменились рождественскими открытками. После его окончательного переезда они виделись от силы раза три. Наверное, он так ей и не сказал. Для меня он не представлял угрозы, но, если я дам волю эмоциям, она, чего доброго, заподозрит, что ей чего-то не договаривают.

– Джен, – начал я, надеясь успокоить ее. – Если Джулиан когда-нибудь соберется вернуться в Старый Cвет – к могилам предков или типа того, – я буду придерживаться этой линии, хорошо? Это не так уж трудно.

Я поковырял ногтем большого пальца узелок на кухонной скатерти.

– Иногда люди просто расходятся – так бывает.

29

Майкл

К тому моменту, как эта обновленная версия Джулиана сграбастала меня в «братские» объятия, меня можно было выжимать, и, пока он хлопал меня по спине, я думал лишь