— Отец должен узнать, — сказала ее дочь Антония, которая по случайности была на дежурстве. И прежде чем кто-то успел возразить, четырнадцатилетняя девочка была такова и со всех ног поспешила разыскивать короля. Старая жрица сморщилась и послала остальных сообщить галликенам и сходить за королевским хирургом Ривелином.

Первым приехал Грациллоний. Скинув в портике промокший плащ, он быстро, большими шагами направился через вестибюль. Виден был Ключ, качавшийся на груди под туникой, единственное, что у него хватило времени надеть, помимо сандалий.

В маленькую палату просачивался тусклый свет. За больной присматривали младшая жрица и весталка. Когда он вошел, они отпрянули в сторону. Король приподнял тяжелые шерстяные одеяла, под которыми вздрагивала Гвилвилис, и ее сорочку. Он понял, что у нее сломано бедро. Он опустил одеяло и склонился над ее лицом. Оно было усеяно капельками пота. Женщина дышала тяжело и быстро. Грациллоний заглянул ей в полуоткрытые глаза.

— Зрачки, кажется, в порядке, — пробормотал он на латыни. А по-исански: — Гвилвилис, ты меня узнаешь? Это Граллон.

Ее серые губы попытались изобразить улыбку. Он очень легко их поцеловал.

— Бедная Гвилвилис, — сказал он, — тебе всегда не особо-то везло, да ведь? Но, ты, возлюбленная, так же смела, какой я всегда тебя знал. Не бойся. Ты снова будешь здорова. — Он погладил рукой по негустым волосам, отошел, встал там, где она могла его видеть, сложил руки и стал ждать.

Виндилис и Иннилис вошли вместе. При виде Грациллония лицо высокой женщины стало жестче. Она с ненавистью посмотрела на него.

— Убирайся, ты, птица несчастья, — сказала она, не обращая внимания на слуг. — Что еще ты можешь здесь делать, разве что накликать на ее голову новые несчастья?

Он не шелохнулся. Ответ был сухим.

— Тогда, может, обвинишь своих богов в наказании верности?

— Пожалуйста, пожалуйста, прошу, спокойней, — умоляла от кровати Иннилис. Проворными пальцами она доставала из принесенной сумки кувшины, одежду, инструменты. — Любимый, твоя помощь больше нужна снаружи. Не давай никому войти, кроме докторов. Сестрам говори, что это мучительно, но не смертельно.

Грациллоний продвинулся к выходу, но Виндилис, шурша юбками, вышла впереди него. От удивления он помедлил, задумался и слетка вздрогнул, когда Гвилвилис издала прерывистый звук. Иннилис чистила и смазывала ссадины, в которые попали нити от одежды.

— Прости, дорогая моя, прости, — бормотала она. — Это необходимо сделать, чтобы предотвратить инфекцию. Я буду быстро, я так мягко, как только могу.

Появился Ривелин, приветствовал ее и короля, провел собственное обследование.

— Боюсь, трещины как таковой у нас нет, зато есть расщепление, — сказал он. — В лучшем случае медленно выздоровеет, а может стать калекой. Чем скорее наложим натяжение, тем лучше. Мне нужен коллега, чтобы помочь, мужчина с сильными руками.

— Я здесь, — сказал Грациллоний.

— Что? — доктор преодолел изумление. Долго ходили слухи касательно хирургии в исполнении короля однажды на Сене; и многие были очевидцами, как во время битвы или несчастного случая он полностью обрабатывал раны. — Ну что ж, мой господин, позвольте объяснить вам, какие необходимо приложить усилия, и показать вам движения, пока мы пошлем за необходимыми материалами.

Когда Грациллоний вышел, то увидел, что в коридоре собралось шестеро женщин. У него ослабли плечи и чуть подрагивали. От пота под мышками образовались пятна, и от него неприятно пахло.

— Все прошло хорошо, — унылым голосом сказал он своим женам и дочери. — Сейчас Ривелин заканчивает при помощи Иннилис.

— Ты дашь ей что-нибудь обезболивающее? Ведь ты не допустишь, чтобы она мучалась? — огрызнулась Виндилис.

— Нет же, сестра! — возразила Тамбилис.

— Она стала такая холодная, что Иннилис не решилась дать ей наркотики, — сказал Грациллоний. — Кроме того, когда мы приступили к работе, она упала в обморок. Ей дадут что-нибудь попозже, чтобы она смогла спокойно отдохнуть. Мне … нечем хвастать! — Он поискал взглядом Дахут. — Это нужно было сделать.

Девушка не ответила.

— О, Граллон, — прошептала Тамбилис, двинувшись к нему с распростертыми объятиями: Ланарвилис дернула ее за рукав и зашипела в ухо: Тамбилис остановилась. На слезы на ее ресницах попал зажженный в помещении свет. Вмешалась Дахут.

— Дайте мне туда пойти, — сказала она. — Я совершу Прикосновение. Она будет меньше страдать и нормально выздоровеет.

Форсквилис нахмурилась.

— Нет, лучше не стоит. Не здесь, не сейчас. Дом Богини, а ты не посвящена — Может, потом, когда Ривелин отпустит ее домой.

— Я не могу помочь сестре, не могу вести Бдение, не могу быть королевой, благодаря тебе! — пронзительно закричала на отца Дахут.

— Я пошел, — сказал он. — Кто-нибудь держите меня в курсе и скажите, когда я смогу ее навестить.

Он вышел. Тамбилис шевельнулась, чтобы пойти за ним, но сдержалась.

— Терпение, моя дорогая, — увещевала Ланарвилис, когда мужчина ушел.

— Но он так одинок, так несчастен, — умоляла Тамбилис. — Вы поступаете так, словно это случилось по его вине.

— А разве не по его?

— Да пусть и по его. Рассуждать о таких вещах неумно, — предупредила Форсквилис. Она направилась к Тамбилис, чтобы ее обнять. — Я тебя понимаю. Все в тебе криком рвется бежать к нему. Я тоже скучаю по нему, по большой печальной, степенной, заблудшей душе. Но мы должны принести эту жертву.

— Накажите его, — сказала Виндилис, — морите его страсть голодом, пока он не уступит. Не то чтобы он когда-нибудь еще овладел мной. Но вы другие, вы можете заставить его заплатить. Вы — орудия богов.

— Он может на нас надавить, раз Гвилвилис ему недоступна, — как-то совсем не робко сказала Малдунилис.

Ланарвилис покачала головой.

— Нет. Воздайте ему должное. Он не Колконор. Он не станет расточать то уважение, которое мы все еще к нему питаем, и не будет вызывать в нас еще большую вражду в тот момент, когда ему нужен любой союзник, которого он найдет.

— А что нам делать? — несчастно спросила Тамбилис.

— То, что мы и делаем с тех пор, как он отверг свою невесту — ничего. Не посылайте ему приглашений, отклоняйте все его. На совещаниях будьте холодно вежливы. Когда наконец он будет нас искать, так же его примите. Если заговорит о постели, ответьте ему вежливо, что это он нарушил священную женитьбу, а не мы, и думаем, что боги привели в качестве примера Гвилвилис. Это его отпугнет — страх и раненая мужская гордость. Если же нет, если он будет настаивать, что ж, решать каждой из нас, но если прямой отказ не подействует, тогда думаю, нам надо лечь и отбросить свои взгляды. Он не такой болван, чтобы этого не знать.