слушатель, а цельное золото. Большим человеком вырастет…– Бросил ему в спину довольный Панасыч. А потом добавил. — Если доживет, конечно…Если вы все доживете. Учитывая, с какой скоростью некоторые из вас успевают находить себе приключения на жопу, так уверенности, как бы, и нет… Твою едрить душу

Шипко оторвал взгляд от входной двери, за которой уже скрылся Подкидыш, и посмотрел на нас. В одну секунду детдомовцев с крыльца, как мужским половым органом сбрило. Никогда не видел, чтоб такое количество людей одновременно ломилось в одну и ту же сторону через один и тот же вход. Чуть не подавились, честное слово.

Особо активно работал локтями Василий. Он же заскочил первым в спальню и бросился заправлять кровать. Надо взять на заметку… Как там говорят? С ним бы я в разведку не пошёл? Так вот с Василием я бы и в кусты посрать — сто раз подумал бы.

А вообще, конечно, Панасыч удивил. Пример с Подкидышем был очень наглядный и педагогический сильный. За какие-то пять минут все семь членов нашей особой группы, включая Ваньку, вполне быстро уяснили, Шипко может со своими этими «етить» и «колотить» строить из себя простого деревенского мужика сколько угодно, но он — чекист. Неважно, что звание не особо большое. В любом случае, НКВД есть НКВД. И глумиться над собой он нам точно не позволит.

Однако, на этом инциденте веселье не закончилось. Не успели мы запопвить кровати и одеться, как нас ждала радостная новость.

— Значится так…– Панасыч расхаживал перед выстроившимися в порядок подопечными, и все с той же радостной улыбкой рассказывал, как распланирован сегодняшний день.

Причем его улыбка настораживала уже не только меня. Все пацаны замерли в тревожном ожидании, заподозрив, что мандец только начался.

А я, к примеру, вообще на улыбающихся чекистов приобрёл с недавних пор устойчивую аллергию. Один вон, так старательно улыбался, что аж человека невзначай убил. Теперь — второй скалится. Может, это у них — профдеформация такая. Если лыбу давят, значит того и гляди грохнут кого-нибудь. Или покалечат.

Подкидыш теперь стоит, то хмурится, то морщится. Ему, видимо, Шипко ногу вывихнул, когда тащил. Или ушиб. Не знаю. По крайней мере Ванька начал, хоть и еле заметно, но прихрамывать. А, может, притворялся. Черт его знает.

Я уже понял, бывшие беспризорники — те еще продума́ны. С одной стороны, вроде все из себя простые. Но с другой… С другой — простачко́м хрен ты выживешь в тех условиях, где все они побывали. Я по своему детскому дому сужу. А он, если верить тому же Бекетову, далеко не самый худший.

— Мне необходимо понять, на что вы, черти жопоногие, способны! — Сообщил Панасыч. — Поэтому сейчас — бег, подтягивания, а потом…Потом посмотрим. Сначала бег и подтягивания надо пережить. Да, Либерман?

Бернес не стал отвечать на вопрос Шипко, потому что этот ответ никому и даром был не нужен, но загрустил весьма заметно. Очевидно, не просто так Панасыч сделал акцент именно на нем. Видимо, бег у нас будет особо долгий, как и память куратора. Который решил отыграться Марку за вчерашнее, еще раз проучить Подкидыша за сегодняшнее, ну и заодно всем нам показать, кто здесь на самом деле все решает.

— Товарищ сержант государственной безопасности…– Зайцев сделал шаг вперед, преданно заглядывая Панасычу в глаза. — А как же завтрак? Эта тетя вчера…Говорила, что мы раньше остальных должны явиться. А если бег, то как же тогда раньше? Мы тогда не успеем…

— Это, Зайцев, от вас зависит. — Шипко пожал плечами и направился к выходу. Мы, само собой, потянулись за ним.

Через полчаса я понял, единственное, что лично от меня сейчас зависит, это — хотя бы не свалиться где-нибудь под кустом, выплевывая свои легкие. Реутов, скотина такая, еще и курил, похоже. Потому что дыхалка у меня была ни к черту! Просто говно полное, а не дыхалка.

Мой организм на бегу издавал такие звуки, что, мне кажется, вся живность, а мы все-таки в лесу, есть же здесь живность, разбегалась в панике и ужасе. Я свистел грудной клеткой, сопел носом, хрипел ртом и был готов уже орать в голос:«Памагите!» Именно так. Через две буквы «а». И никакой ошибки тут нет. Тут есть только точное понимание — сейчас сдохну.

Радовало лишь одно. Точно такие же звуки издавали и все остальные. А некоторые — еще хуже.

Пожалуй, кроме Бернеса. Этот парень, внешне далекий от спорта как я от балета, вполне резво трусил впереди нашего строя. И это удивляло не только нас, его товарищей, но и Шипко. Я вообще заподозрил, если честно, мы так долго бежим лишь потому, что Панасыч хочет добиться от Марка того же страдания, какое ему демонстрируем мы. Ну, или просто добить нас. Всех сразу.

— Подтянись! Не отставать! Шевели поршнями!

Я попытался вздохнуть, катастрофически не хватало воздуха. Однако на бегу это получалось плохо. Впрочем, наверное, сейчас и без бега оно выйдет не очень. Чертов Реутов…

Самое обидное, Шипко вполне себе спокойно бежал рядом с нами и выглядел при этом, будто на прогулку вышел. Так ему все в радость. Лицо его слегка порозовело, глаза блестели, улыбка по-прежнему не сходила с губ.

А ведь и не подумаешь никогда. Выглядит Панасыч полноватым, крепеньким деревенским мужичком.

К сожалению, территория, которую отвели для школы, оказалась огромной. Поэтому мы нарезали не обычные круги, их хотя бы морально воспринимать легче. Мы просто бежали в неизвестность. Ибо ни конца, ни края этому забегу не предвиделось.

— Реутов! Не спать! Зайцев, руками работай! Руками! Тогда и дышать будет легче! — Подбадривал нас Панасыч.

— Я… Готов… Взять… Его… На… Себя… — Прохрипел за моей спиной детдомовец с забавным прозвищем Рысак.

Я так удивился, что даже сбился с бега. Просто этот тихий, спокойный парень, с очень простой фамилией — Иванов, за сутки не сказал почти ни слова. Я его вообще, можно сказать, не замечал. А тут, сразу такой прорыв.

— Я все слышу, Степан! — Тут же отозвался Шипко. — И поверь мне, в рот те ноги, я с тобой голыми руками легко справлюсь. Стоп!

Детдомовцы замерли. Вернее, не совсем так… Остановились, попутно пытаясь удержаться на ногах. Зайцев всячески старался прилечь Старшо́му на плечо. Подкидыш обнял березку, которая оказалась рядом, и повис на ней. Я просто уперся руками в полусогнутые колени, опустил башку и старательно выравнивал дыхание. Корчагин с Ивановым подпирали