друг друга, за счёт этого оставаясь в вертикальном положении. И только Бернес выглядел отвратительно бодрым.

— Молодца… — Шипко обвел нас довольным взглядом. Видимо, он предполагал, что на данном этапе пробежки в наличие будут иметься только трупы. — Это была разминка. А теперь, двигаем в сторону снарядов. Нас ждут подтягивания.

Глава 20

В которой я удивляю всех и даже себя

Полчаса позора, которые сержант государственной безопасности Шипко назвал гордым словом «подтягивание», хотелось забыть. Вычеркнуть их навсегда из своей памяти. И желательно, из памяти моих новых товарищей тоже. Просто я, в отличие от остальных детдомовцев, точно знал, как это должно выглядеть, и прекрасно понимал, сейчас оно выглядит точно не так.

Нервные подергивания на перекладине, красные от натуги лица, перекошенные рты, вытаращенные глаза… В нашем исполнении этот не особо сложный процесс больше напоминал какой-то цирк уродцев.

— Я сейчас сдохну… — Сообщил Подкидыш несчастным голосом.

Ванька сел на низкое бревно, вытянул ноги и каждые две-три минуты косился в сторону Панасыча с таким выражением лица, словно мысленно представлял, как сдыхает он.

— Если этот изверг еще что-то придумает, я его ночью подкараулю и грохну… — К нашей компании присоединился Лёнька.

Выглядел Старшо́й таким же умотанным, как и все остальные. Даже удивительно, при его то физических данных.

Зато Панасыч откровенно наслаждался всем, что происходило. Ему явно бальзамом на сердце был тот факт, что все мы — «никчёмные дармоеды и слабаки́». Это он нас так назвал.

— А, ну…давай! Еще! Ну! Три раза, Корчагин? Всего три раза⁈ — Орал Шипко на Матвея, который беспомощной соплей повис на перекладине турника, пытаясь хоть немного подтянуться вверх. — Вы кто есть, не пойму⁈ Девки колхозные и то покрепче будут. Давай! Тянись подбородком!

Самое обидное, в своей прошлой жизни, в своём родном теле я имел отличную физическую форму и мог бы заткнуть за пояс не только детдомовцев. Этих и затыкать нечего. Слабоваты они. А вот с Шипко мы бы точно пободались.

Но Реутов… Дедуля, чтоб его… Он к нагрузкам был не готов вообще. Вместе с ним теперь и я выгляжу каким-то сраным лохом. Нет, с этим гадством надо что-то делать…

Как назло, возле площадки, на которой в нашем исполнении творилось форменное непотребство, нарисовался ещё один чекист лет тридцати пяти. Выглядел он, надо признать, весьма колоритно. Невысокого роста, поджарый, со свёрнутым набок носом. Боюсь представить, сколько раз этот нос ломали. Весь внешний вид незнакомца говорил о том, что он точно не этикет преподаёт.

Явно мужик припёрся не просто так. Он наблюдал за нами оценивающим взглядом, при этом морщась, словно от зубной боли. Так выглядит тренер, которому предстоит набрать команду для олимпийских игр из местных недоделков. В роли недоделков, само собой, выступали детдомовцы. И я в их числе.

— Товарищ сержант государственной безопасности Молодечный Митрофан Леонидович. — Объявил вдруг Шипко, а потом широким жестом указал нам в сторону этого товарища, стоявшего на самой кромке спортивной площадки. — Он будет преподавать вам советскую борьбу вольного стиля. Если, конечно, среди вас, чертей, найдётся хоть один, кто покажет подходящий для серьёзных занятий результат. Остальные обойдутся набором приемов, которые помогут уберечь ваши никчёмные жизни в критической ситуации.

Мы коллективно уставились на кривоносого. Чекист ошивался рядом уже минут десять-пятнадцать, с интересом наблюдая, как усердно корячились сначала Зайцев, потом — я, после меня — Подкидыш, а Панасыч только соизволил озвучить, кто это такой. Ну не сволочь тебе?

— И что скажете, товарищ Молодечный? — Крикнул Шипко своему «коллеге», — Поле непаханое, да?

— Не то слово, Николай Панасыч. Честно говоря, не вижу даже смысла пахать. Тут бурьян рвать будем год. А столько времени у нас нет. Сами знаете.– С усмешкой ответил кривоносый.

Он поднёс к губам бутылку, которую держал в руках, и сделал несколько глотков. Так понимаю, судя по форме бутылки и по цвету содержимого, это было что-то молочное. Скорее всего — кефир. Этикетку на расстоянии хрен рассмотришь.

Выражение лица Молодечного однозначно говорило о том, что всех нас он счел если не инвалидами, то где-то около того. А это, между прочим, хреново.

Я, как человек, более-менее разбирающийся в теме, пусть на данный момент только мозгами, точно могу сказать одно. Вот что-то, а самбо, думаю, речь идёт именно о нем, мне очень даже не повредит. Нам с Реутовым не повредит. Мало того, пригодится в будущей службе, так еще и физуху можно набрать именно ту, которая нужна.

Соответственно, если бы Шипко сразу сказал, кто конкретно и с какой целью за нами наблюдает, я жопу порвал бы на британский флаг, но постарался подтянуться нормально. Даже если это стоило бы мне последующих дней адской боли в мышцах. Но теперь, когда я уже, грубо говоря, обосрался, можно даже не рассчитывать на то, что Молодечный возьмётся учить меня самбо.

— Вот сука…– Тихо пробормотал я и покосился на кривоносого.

Этот товарищ выглядит как человек, который редко меняет свое мнение. Если решил, будто все мы — дерьмо на постном масле, то хрен ты его переубедишь.

В этот момент на турник запрыгнул Бернес. Оставались только он и Степан Иванов. Марк выдохнул, потянулся вверх и мы просто охренели. Снова.

— Три, четыре, пять, шесть…– Считал Шипко вслух.

Голос его при этом становился все более задумчивым, а выражение лица — все менее радостным. Чертов Бернес вполне легко подтягивал свое худое тело до нужного уровня.

Я опять посмотрел на кривоносого. Он наблюдал за Марком с интересом. Его взгляд больше не выражал страдание или разочарование. Товарищ чекист был явно доволен тем, как Бернес выполнял норматив.

— Ну, вот…– Недовольно высказался стоявший рядом со мной Лёнька. — Похоже, только нашего скрипача и будут учить борьбе… Эх, а я бы хотел…

Крепыш, кстати, не особо блеснул исполнением. Да и количеством тоже. Он осилил всего лишь восемь раз, но с трудом.

— Так Бернес на самом деле скрипач? Тогда откуда у него такие неподходящие для музыканта способности? — Спросил я Старшо́го.

— Вроде, да. Отсюда прозвище. Он же — Марк. А еще и на скрипке пилит. Натуральный Бернес. — Пожал Лёнька плечами и с завистью уставился на Марка.

Впрочем, не он один. У Зайца даже уши шевелились в такт тому, как Панасыч считал подтягивания Бернеса. Подкидыш просто смотрел на все происходящее, открыв рот. Ну, и