если та затянется дольше чем на деление временной свечи.

Через некоторое время чутье привело Саргона в место, где произошла первая встреча с этой бешеной девкой, – в Райский сад. Тогда он крайне удивился, поняв, что, еще не совершив Перерождение, она оказалась здесь, вся в крови и грязи. К тому же удивление только усилилось от осознания того факта, что он ее увидел. А не должен был: никто, кроме богинь, не мог видеть души до их перерождения в озере. Это противоречие законам тоже вызывало его интерес.

Саргон обнаружил Рэйну на одной из скамеек.

Ничто внутри него не колыхнулось в сторону милосердия, ведь, по иронии судьбы, она снова была грязной, а еще от нее дико несло потом и кровью церберов. Правда, благодаря его плащу Саргон видел лишь часть ее тела – невидимость работала и прекрасно скрывала плечи Рэйны. Взору мужчины открывались лишь ее коленки в разорванных штанах да голые руки и голова. На лице Рэйны было столько гари, грязи и крови, что за всем этим еле угадывался цвет кожи. Светлые волосы, зачесанные в хвост, растрепались, а сама она явно была ранена.

– Убирайся, – рявкнула Рэйна, ощутив его присутствие.

Саргон ожидал от нее чего-то подобного, но в душе надеялся, что этот рубеж они с ней прошли еще в прошлый раз.

– Как грубо. Знаешь, каждый раз, когда вижу тебя, сразу думаю, не кошмар ли мне снится. Но потом вспоминаю, что я уже мертв. И не могу понять, как ты умудряешься каждый раз выглядеть так, будто на тебя рухнул весь этот замок, и при этом оставаться довольно-таки живой.

– Пошел к черту.

– Как можно уйти к черту, если ты сам им и являешься? Придумай что-нибудь новенькое, а я пока приду в себя от ощущения глупого дежавю. Не находишь, что тот, кто прописывает наши пересечения, обладает весьма плохой фантазией? Ах да… мы же в Авеле, а Авель и сам является Сном. Поэтому мы вынуждены сталкиваться – из-за его отвратительной цикличности. Неприятно, правда? Порочный круг, из которого невозможно выбраться. То, чего желаешь больше всего, не удается. Таков закон измерения Снов.

Рэйна подняла на него горящие ненавистью глаза. Саргон еще в первую встречу заметил их странный цвет – будто расплавленная ртуть, но с легким оттенком голубизны. Саргон впервые встречал Шейда, у которого менялся оттенок глаз.

– Ты глухой? – прошипела та. – Я же сказала: убирайся.

– Нет. – Саргон отметил, что девица плотно запахнулась в его плащ, полностью скрыв свое тело. Болтать с ней было довольно забавно. – Я никуда не уйду, пока ты не вернешь мне то, что по праву принадлежит мне, грязная воровка.

– И что же, по-твоему, я у тебя украла? Только не шути, что сердце, иначе меня стошнит.

– Чтобы его можно было украсть, оно должно быть. А вот вещь, принадлежащая мне, сейчас явно у тебя.

Сначала на ее лице ничего не отражалось, затем на мгновение промелькнуло понимание, которое быстро сменилось кривой ухмылкой.

– Да… я должна была раньше догадаться: запах явно твой.

– Интересно, когда это ты меня нюхала?

– Ты воняешь ладаном. Даже отсюда чую.

– Ну, я хотя бы не пахну, как сточная канава, в отличие от кое-кого. – Саргон поморщился.

– Какой неженка, – парировала Рэйна, вставая со скамьи. – И да, твой плащик мне понравился.

– Ты прекрасно знаешь, что бывает с ворами, берущими чужую вещь.

Саргон знал, что Рэйна была в курсе: сначала кончатся баллы, а если их не хватит для покрытия долга, то они заберут жизнь вора в качестве платы. Он понимал, что баллов у нее вряд ли было достаточно, чтобы остаться в живых. Поэтому время утекало сквозь пальцы.

Реакции Рэйны на его слова не последовало, что вызвало у Саргона одобрение. На секунду ему даже показалось, будто он смотрит на свое отражение: столь же дерзкое, безрассудное и опасное. Но лишь на секунду. Потом он вспомнил, что перед ним никчемная девица, незаслуженно получившая недосягаемый для него уровень, и мужчина снова вошел в состояние ледяной неприязни.

– А что, если под плащом у меня ничего нет?

– Тогда ты умрешь голой.

Рэйна фыркнула, а он продолжил:

– Знаешь, я бы даже развлекся с тобой взамен на плащ, – Саргон выудил из кармана флакон с лечебным отваром, что принес ему Бронт, – а после понаблюдал бы, как надежда на выживание тает вместе с твоим телом, пока ты злобно пялишься на меня. Но я не стал этого делать и сказал правду. И еще: будь у тебя хоть что-то ценное для меня, я бы даже простил тебе этот долг и дал лечебный отвар. Но, увы, ты не способна ничем меня заинтересовать.

– Почему это не способна?

– Потому, – Саргон приблизился к ней вплотную и обнажил зубы, – что ты никчемная, бесполезная девица, наивно полагающая, будто она уникальна, так скажем, не такая, как все. Но хочу тебя разочаровать: ты даже не обычная. Ты просто никто. У тебя нет ни силы, ни власти, ни баллов. Ты ничтожество, возомнившее о себе невесть что. Однако признаю – единственное, чем ты обладаешь, так это удачей. Этого у тебя не отнять. Поэтому, будь добра, сама ответь на вопрос: способна ли ты хоть чем-то меня заинтриговать?

Саргон знал, что его слова достигли цели и ударили ее очень больно. Он не планировал ей такое выговаривать, но сейчас им двигала лишь зависть, что уничтожала все преграды и захватывала его разум.

Рэйна смотрела на него глазами, в которых бушевал стальной шторм. Ее взгляд был ледяным, вызывающим неподдельный страх. Это не был взгляд человека. Тем более – хрупкой девушки. Если бы взглядом можно было убивать – Саргон наверняка бы умер снова. И именно это осознание вернуло ему ясность ума, когда он, видя, что ответа не предвидится, подытожил:

– Значит нет. Тогда я подожду момента, когда ты сгинешь, а потом приду, чтобы забрать свой плащ. Ты сделала выбор.

На ее лице появилось задумчивое выражение, будто девушка что-то для себя решала, просчитывая все возможные варианты. Но Саргона это уже не интересовало.

Он развернулся и собрался уходить, но тут за его спиной раздалось:

– Твоя правда – я никто. Не имею ни силы, ни власти, зато обладаю изрядной долей живучести. Возможно, мною движет лишь ярость, ненависть и упрямство, но в одном ты все-таки не прав: мне есть что тебе предложить.

Рэйна переступала через себя, говоря ему эти слова, – это было очевидно по тону ее голоса. Саргон, не оборачиваясь, застыл. Мужчина понимал, что следующая фраза может перевернуть