Поругав себя как следует за легкомыслие, я немного успокоилась. До прибытия полиции оставалось время, и я решила еще раз заглянуть в комнату убитого Прощай и осмотреть ее более тщательно. Было страшно, но другого случая для меня точно не представится. Опять ступая по своим следам, я дошла до дверей в комнату, постояла, дав глазам свыкнуться с полумраком, и стала смотреть слева направо, по ходу часовой стрелки, стараясь запомнить все в мельчайших подробностях.

Левая стена пуста, лицевая, с окном, – тоже. На подоконнике горшок с давным-давно увядшим и засохшим цветком, обломанное с угла зеркальце, бритва. Бритва неплохая, германская. И почти новая, так как надпись «Zolinger» на ней видна еще совершенно отчетливо, а со временем она затирается. Это я по дедушкиной бритве знала. Похоже, что хозяин брился у окна. Но это не важно. Не стоит забивать голову излишними подробностями.

Далее, в углу, – этажерка. Неплохой работы, только очень старая и обшарпанная; вторая сверху полка сломана и прогнулась. На двух нижних полках книги. Бросается в глаза корешок, где написана фамилия автора: Бакунин. А на второй полке, на самом видном месте, – сочинения Карла Маркса. Как же без этого! И то, что запрещенные книги стоят вот так, выставленные напоказ, многое говорит о характере их хозяина. Не о его смелости, конечно, а о его любви бравировать и похваляться. Прав Петруша: невеликого он был ума. Правая стена, как и все прочие, обшита досками и побелена. Давно побелена, известь где обкрошилась, где в грязных пятнах. Полка с какой-то утварью и посудой, широкая лавка и лежанка, устроенная из сломанного дивана без спинки, но с боковыми валиками-подлокотниками. Лежанка стоит в самом углу, вдоль стороны. Убитый Васька Прощай полулежит-полусидит, прислонившись частично к лежанке, частично к стене. Ноги подогнуты. На полу подле правой руки – револьвер. Армейский «наган», скорее офицерский, чем солдатский, но в точности отсюда не разглядеть. Хотя накладка на рукояти слишком нарядно смотрится для простого солдатского оружия, значит, «наган» офицерский, с механическим устройством поворота барабана. Очень похоже, что господин Прощай вскочил с лежанки, получил удар ножом, ноги у него подогнулись, и он опустился на пол рядом с лежанкой. Но у него достало сил выстрелить в спину уходящему, а может, и убегающему, убийце.

Так. Внешность можно не запоминать, ни к чему сейчас внешность. Одежда, обувь? Ничего примечательного.

Смотрим дальше. Перед лежанкой неуклюжий столик, накрыт газетой вместо скатерти, чайник, бутылка смирновской водки с красной головкой из сургуча, хлеб – полбуханки нарезано, половинка целая. Два соленых огурца лежат прямо на газете. Тут же копченая щука. Все не тронуто. Да, конечно, две кружки. Все это добро приобретал хозяин квартирки, француз соленые огурцы ни в жизнь не купил бы. Но трапезничать они собирались вдвоем. Вот только поссорились. Ладно, отложим всякие выводы на потом. Смотрим дальше. Дальше печь с плитой. Подле топки несколько поленьев. На плите кастрюля, закрыта крышкой. Следующая стена: рукомойник, ведро под ним, между рукомойником и плитой на табурете еще одно, чуть более чистое, ведро с водой и ковшиком подле него. Вешалка в виде дощечки с торчащими из нее палочками с одиноким пальто и шапкой.

И наконец, по сути у моих ног, почти на пороге второе тело. Лежит лицом вниз, вытянувшись и чуть на боку, потому что рука в последний миг дернулась прикрыть рану и осталась придавленной телом. Одет в ту самую куртку, в которой мы его видели возле больницы, на голове студенческая фуражка. Фуражка велика, но с головы не свалилась. Почему? Потом подумаю. Дырка от пули чуть правее левой лопатки. Сюда пуля угодила и, похоже, прошла навылет. В каком месте, не видно, но рана точно есть. Кровь, вытекавшая из раны на спине, растеклась позади тела небольшой лужицей, похоже, по большей части впиталась в одежду. Из раны на груди натекла куда большая лужа. Вот и выходит, что пуля пробила тело насквозь. А если так, то куда полетела дальше? Странно, но на стене нет никакого следа от удара пули – ни отверстия, ни царапины.

Сколько времени я здесь стою? Немного, но пора выходить. Ничего не забыла? Ах, да. Потолок, стены, пол и собственно дверь, на пороге которой стою. Стены и потолок обиты досками и побелены. Доски рассохлись, и оттого в стенах много щелей. Дверь как дверь, грубая, но прочная, главное – без щелей. Ладно, пойду встречать полицию.

То ли я стала совсем бесчувственным человеком, то ли этих мертвецов в такой степени людьми не считала, но никаких особых чувств по отношению к ним я сейчас не испытывала. Поначалу испугалась, а теперь и испуг прошел.

Полицию я встретила возле ворот. Прибыли господин судебный следователь Янкель, Михаил, незнакомый мне мужчина, возможно, врач, и два нижних чина.

– Ведите! – буркнул Янкель, не удостоив меня приветствием.

Я и повела, молча, только Михаилу кивнула. Раз не спрашивают ни о чем, так с чего мне разговоры затевать?

Первый вопрос был задан возле крылечка.

– К чему во второй раз заходили? – без тени вежливости в голосе спросил судебный следователь. Хоть я и ступала по своим следам, но было отчетливо видно, что проходила неоднократно.

– Проверить, не померещилось ли мне с перепугу, – пожала я плечами. – Чтобы зря тревогу не поднимать.

– Ну-ну!

Янкель взбежал по ступенькам, нарочито шагая не по краю, как я, а по центру. В принципе он поступал правильно: раз видимые следы отсутствуют, то под снегом тоже ничего не найдешь. Я осталась у крыльца, следователь вернулся через минуту.

– Мне доводилось слышать, сударыня, о вашей сверхъестественной способности попадать в передряги самого неприятного свойства. Сейчас же выпал случай убедиться самому. Два криминальных трупа, один из которых ребенок! Вы специально весь город обыскали, чтобы их найти?

Я не стала отвечать и даже отвернулась. Будет задан официальный вопрос, касающийся происшествия, – отвечу. А на такие глупые упреки отвечать – увольте!

– От имени полиции выражаю вам официальную благодарность за содействие, – издевательским тоном произнес следователь. – Более в ваших услугах надобности нет. Если возникнут вопросы, мы вас пригласим. Прощайте!

– До свидания, – ответила я. Не зря просила извозчика подъехать! Все как я и ожидала.

Уже собравшись уходить, не удержалась – видимо, сказались и давешний испуг, и обида на грубость – и сказала:

– Третьего фигуранта по делу об убийстве монахини мне тоже вместо вас разыскивать? Или дальше вы сами справитесь?

Ух, как позеленел его высокоблагородие! В Петербурге в одном из магазинов как-то разместили клетки с диковинными зверями для развлечения и завлечения покупателей. Был там и хамелеон. Он ходил по клетке и менял цвет: подле стенки, выкрашенной красным, становился красным, на желтом песке желтел, а на фоне травки обретал зеленый оттенок. Вот и господин судебный следователь поначалу покраснел, затем стал бледно-желтым и в конце – серо-зеленым. А не надо грубить и быть настолько высокомерным! От таких моих слов побледнели и оба нижних чина, и незнакомый мне господин – интересно все ж таки, кто он. Криминалист? Только Михаил порозовел, пряча от начальства осуждающую меня улыбку. Ему я, уходя, подмигнула.