Силы обороняющихся, разумеется, были уже на исходе. В некоторых кавалерийских частях СС появились случаи неповиновения. Снова и снова рядовые солдаты обращали оружие против своих командиров, когда те приказывали им идти в контратаки. Офицеры тоже стали впадать в своего рода «летаргию». Приведу сообщение одного рядового войск СС: «В последние дни осады я в последний раз видел нашего командира [бригадефюрера СС Иоахима Румора]. Я доставил в его блиндаж срочное радиодонесение. <…> Он в компании еще нескольких офицеров СС своего штаба сидел за столом. На столе лежало несколько карт и стояли бутылки со шнапсом. Я ужаснулся при виде нашего «старика». Это была смесь скорби, сомнения и покорности судьбе. Он приветствовал меня трехэтажным матом: «Заходи, парень, выпей – если дела будут и дальше так идти, от нас останется одно только дерьмо!»

Лишь когда «в руках обороняющихся остались только гора Геллерт и Замковая гора, а прорыв наступающих между этих двух возвышенностей к Дунаю представлялся неизбежным, орудия же все вышли из строя и боеприпасов и еды совершенно не осталось, командующий приказал идти на прорыв», комендант крепости принял решение о прорыве на свой страх и риск. «В первой половине дня

11 февраля 1945 года офицер Генерального штаба сообщил в штабе дивизии, что прорыв должен начаться сегодня вечером, в 20.00. Он обязал их сообщить об этом лишь командирам дивизий, а командирам полков не ранее 16.00; солдаты же должны были узнать об этом непосредственно перед началом прорыва. Таким образом, должна была быть соблюдена секретность, а русские были бы совершенно обескуражены начавшимся прорывом. Прорыв предполагалось осуществить следующим образом: две боевые группы, впереди части 8-й кавалерийской дивизии СС и 13-й танковой дивизии, должны были прорываться на запад и северо-запад, тогда как 22-я кавалерийская дивизия СС сначала должна была прикрывать их тыл, а затем следовать за их правым флангом. Еще одна группа численностью 500 человек должна была пройти до сих пор не обнаруженной русскими подземной системой канализации и облегчить продвижение боевых групп…»

После утреннего донесения от 11 февраля весь день из Будапешта не поступало никаких донесений от соответствующих германских организаций. Уже вечером, в 22.40, генерал танковых войск Бальк наконец доложил командующему группой армий «Юг», что он получил следующее радиодонесение из штаба IX горнострелкового корпуса СС: «Продовольствия больше нет, последние патроны в стволах. Выбор один, иначе капитуляция или гибель гарнизона Будапешта без боя. Я с последними боеспособными германскими войсками, гонведами и салашистами пойду на прорыв 11.02 с наступлением темноты. Прошу принять нас между Сомором и Мариахалом. Если это невозможно, я буду пробиваться в горный массив Пилиш. Прошу встретить у Пилишсентлелека».

Тщетно штаб армейской группы пытался установить связь со штабом IX горнострелкового корпуса СС в Буде. Радиостанция Пфеффера фон Вильденбруха молчала. Обергруппенфюрер СС незадолго до 20.00, после последней передачи своего решения о прорыве, предусмотрительно приказал взорвать свою радиостанцию, чтобы не иметь возможности получить противоречащий этому решению приказ. Собравшиеся для ночного прорыва силы состояли из 23 900 немцев (из них 9600 раненых), 20 тысяч венгров (из них 2 тысячи раненых) и 500 членов «Скрещенных стрел» (большинство из них с женами и детьми). Тот, кто еще мог идти и чувствовал себя более или менее сильным, становились в ряды групп прорыва. В качестве последней надежды для тяжелораненых (около 2 тыс. человек) Пфеффер фон Вильденбрух передал их судьбу в руки папского нунция монсеньора Анжело Ротты, который на всем протяжении блокады оставался в Буде. Однако когда раненые узнали о предстоящей им передаче русским, немалое число из них воспользовались оружием, чтобы свести счеты с жизнью. Особенно не хотели попадать живыми к русским солдаты войск СС. Так, покончили с собой командиры 8-й («Флориан Гейер», отличились своими зверствами на оккупированной территории СССР. – Ред.) и 22-й («Мария-Терезия», венгерская (из фольксдойче). – Ред.) кавалерийских дивизий СС; первый – будучи тяжелораненым, второй же изначально считал прорыв обреченным на неуспех.

Хотя прорыв и начался в соответствии с намеченным планом, «ошеломленных русских» почему-то не наблюдалось.

«Секунда в секунду в 20.00 русские обрушили на Бург (королевский дворец) и его окрестности невероятной силы артиллерийский огонь. Одновременно из всех ворот и дверей Бурга на прорыв пошли его участники. Снаряды, бомбы и ракеты пресловутых «сталинских органов» рвались прямо среди человеческих масс, запрудивших узкие улицы. В конце концов стало совершенно невозможно вообще выйти из ворот, потому что они были заблокированы горами трупов и остатками транспортных средств».

С громадными усилиями основная масса прорывающихся все же смогла добраться до Олас-Фаторете, той самой улицы, которая вела в Будайский лес, тогда как германский и венгерский штабы вместе с Пфеффером фон Вильденбрухом и генерал-лейтенантом Хинди прокладывали себе путь по подземному руслу небольшой реки (по канализационной трубе. – Ред.). Попытались вырваться из Будапешта и несколько танков. Однако они скоро были вынуждены остановиться перед завалами из баррикад, обломков зданий и сгоревших автомашин или подорвались на минах. Германским частям еще удалось продвинуться на пару километров под плотным артиллерийским огнем противника, однако вскоре его возросшая интенсивность положила конец попытке прорыва. Русские также довольно быстро сумели прознать и про подземную речку (канализационную трубу). Когда первые солдаты появились из выхода этой трубы в районе академии Бойяи, русские открыли по их колонне огонь. Авангард колонны со штандартенфюрером СС Дёрнером погиб сразу же, а венгерский штаб, генерал Хинди со своей женой, а также полковник Генерального штаба Хорват попали в плен к русским. Пфефферу фон Вильденбруху еще удалось вместе с сопровождающими какое-то время укрываться в заброшенном доме, но на следующий день его постигла судьба венгерских штабистов. После пленения он был доставлен к маршалу Малиновскому. Советский военачальник бросил в лицо генералу СС несколько жестких слов: «Если бы я не отвечал за вашу голову, то лично повесил бы вас прямо в Бурге!»

Только 785 солдатам (из приблизительно 50 тысяч!) – причем треть из них были личным составом дивизии «Фельдхернхалле» – под командованием полковника Вольфа удалось к вечеру 13 февраля добраться до германских позиций в районе городка Жамбек. Все остальные попали в плен к русским или погибли в лесах, окружающих Буду.

Падение Будапешта было отмечено всеобщим официальным трауром на остатке территории Венгрии, который объявило правительство Салаши. Генерал Хинди и сотрудники его штаба, о которых не поступало никаких известий, были повышены в воинских званиях и награждены, Будапешт был провозглашен парламентом страны «городом героической обороны». Не оказался забытым ставкой фюрера и Пфеффер фон Вильденбрух. Подобно генерал-фельдмаршалу Паулюсу, командовавшему обороной германских войск в Сталинграде, он в последние дни осады Будапешта был награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Все старшие офицеры войск СС в Будапеште еще в последний день сражения за город получили повышение. Сам Гитлер воспринял сообщение о падении крепости и предполагаемой попытке прорыва гарнизона «без отклонений».