весь язык жестов, который только смогу придумать, а затем он сбросит информацию в мозг Рокана. В языке жестов так много слов и словосочетаний, что я мысленно немного съеживаюсь, пытаясь придумать, как я собираюсь вспомнить их все. Каков наилучший способ справиться с этим? Алфавит, конечно, но после этого? Я могу начать с общих знаков или попробовать пройтись по простым словам.

«у вас есть словарь или список слов, которые я могу использовать в качестве отправной точки»

«Доступ к словарю английских слов и определений. Где бы вы хотели, чтобы они отображались?»

Я поворачиваюсь к Рокану с волнением, сияя.

РОКАН

Голос пещеры не знает ручных знаков Ле-ла. Я шокирован и зол на это, пока Ле-ла не объясняет мне маленькими успокаивающими похлопываниями по рукам, что она научит этому его, как она учила меня. Она расскажет ему каждый жест, каждое слово, которое придет ей в голову. Тогда это, в свою очередь, поможет мне выучить язык уже с помощью голоса в стене, и я смогу наконец говорить с ней.

Это займет много дней, но она полна решимости сделать это. Она быстро целует меня, отворачивается к стене и начинает свою работу.

Моя Ле-ла такая умная. Я покорен ее быстрым умом. Она решила эту проблему без моей помощи, и когда я наблюдаю, как она говорит с мигающими словами и двигает руками, я преисполняюсь гордости.

Моя пара мудра.

Тогда моя задача будет заключаться в том, чтобы убедиться, что ей удобно. Я подтаскиваю одну из больших квадратных подушек к ее месту у стены. Я проверяю, полон ли ее бурдюк с водой, и наливаю ей еще свежей воды. Я бы поджарил свежее мясо, но я не смею оставлять свою Ле-ла одну на случай нападения хищников. Их мало в этом районе, но я не буду рисковать ее безопасностью.

Я держусь поближе к пещере, вход всегда у меня на виду, и собираю топливо для костра. Я разворачиваю меха и делаю для нас теплое, уютное гнездышко. Поскольку я не могу накормить ее горячей пищей, вместо этого я завариваю чай, чтобы дополнить ее походный рацион. Все это время Ле-ла сидит в углу комнаты, жестикулирует и разговаривает со стеной.

Через несколько часов ее бурдюк с водой осушается, и я меняю ее бурдюк на свой. Ее голос начинает ломаться и становиться скрипучим, и по мере того, как ночь продолжается, она продолжает. Ее жесты становятся медленнее, и она зевает, ее голос хриплый.

Этого достаточно, решаю я.

Я встаю от одинокого костра и подхожу к Ле-ла, приближаясь в поле ее зрения. Она бросает взгляд на меня, заканчивает жест рукой, а затем делает паузу, чтобы сделать глоток из своего почти пустого бурдюка с водой. Прежде чем она успевает что-либо сказать, я подхватываю ее на руки и несу к огню.

— Эй, — протестует она, ее голос сухой и колючий. — Я еще не закончила.

Я игнорирую ее слова. Я считаю, что на сегодня достаточно. У нее не осталось голоса, и она поникла. Так не пойдет. Она моя пара, и это моя работа — заботиться о ней. Я сажаю ее у огня в меховое гнездо, и она трет лицо руками.

— Еще пять минут…

Ее слова умолкают, когда я кладу руки ей на плечи и начинаю растирать их. Вместо этого она стонет, закрывая глаза. Мой член немедленно реагирует, и мой кхай гудит громче теперь, когда я прикасаюсь к ней.

— Как ты узнал, что у меня болит шея? — она размышляет вслух. — Не бери в голову, ты сможешь сказать мне, как только выучишь язык жестов.

Я киваю сам себе. Я расскажу ей так много вещей, когда выучу ее слова.

Она вздыхает и откидывается на мои руки, а я продолжаю растирать ее плечи, довольный, что могу сделать для нее эту маленькую вещь. Я хочу задать ей так много вопросов, но ей нужно отдохнуть.

— До сих пор не понимала, сколько слов в этом дурацком английском языке, — бормочет она. — Ты знал…

Я прижимаю палец к ее губам, чтобы заставить ее замолчать. Ей нужно сохранить свой голос. Он уже звучит достаточно сухо и хрипло, чтобы я беспокоился.

Ле-ла кивает, и я растираю ее плечи и спину еще некоторое время, затем приношу ей чашку чая. Я наблюдаю за ней, пока она не допивает его, затем скармливаю ей маленькие кусочки походного рациона, пока не убеждаюсь, что она съела достаточно. Она начинает вставать, указывая на стену, которая ждет ее, но я качаю головой и бросаю на нее строгий взгляд. Я делаю жест «останься» и указываю на меха.

Она кивает и ложится обратно, слишком уставшая, чтобы спорить. Она ложится на живот, подпирая подбородок руками.

— Ты не мог бы еще немного потереть мне спину?

Ничто не доставило бы мне большего удовольствия. Я подхожу к мехам и целую ее маленькую человеческую голову без рогов с мягкой гривой. Прошло несколько дней с тех пор, как она была у меня на языке, и я эгоистичный охотник, потому что жажду ее вкуса. Она устала, но, возможно, я смогу доставить ей удовольствие. Я провожу пальцами по плечу ее туники, а затем постукиваю по ней, давая ей понять, что я хочу, чтобы она сняла ее. Будет ли она стесняться или снимет ее?

Мой кхай тихо урчит от удовольствия, когда она садится, чтобы снять тунику, а затем снова ложится, представляя мне тонкую линию своей обнаженной спины. Видя ее такой, я вспоминаю, насколько хрупка моя Ле-ла. Я всегда должен быть осторожен с ней. Я намного крупнее ее, мои руки способны охватить ее грудную клетку. Как мой кхай выбрал для меня кого-то столь маленького, я не знаю, но другой у меня не будет.

Я провожу руками вверх и вниз по ее мягкой спине, и она издает еще один сонный звук удовольствия. Она не двигается, когда я глажу ее, разминая уставшие мышцы. Это было утомительное путешествие для нее — от гор до Пещеры старейшин. В дополнение к ходьбе я заставлял ее учиться выслеживанию и собирательству. Неудивительно, что она измучена, а мышцы ее спины натянуты от напряжения. Я должен растирать ее каждую ночь, пока она будет стонать от удовольствия.

От этой мысли мой мешочек сжимается, и я закрываю глаза, чтобы успокоиться. Резонанс должен быть осуществлен в ближайшее время, потому что с каждым днем сопротивляться ему становится все труднее.

Скоро мы поговорим, и она поймет, что нас