тем временем, дружно гаркнув девиз своего княжества, русичи собрались и организованно насели на заметно захромавшего бурого великана, наконец-то начавшего показывать первые признаки усталости. Многочисленные попадания не могли не сказаться бесследно даже на таком могучем гиганте, с ног до головы уже оказавшемся покрытым своей и чужой кровью.

— Ну всё, кажись, сдуваться начал наш лохматый гость… Наконец-то! У меня уже посох так душами насытился, что аж кряхтеть принялся… Да, давненько я своей гадюке, — с этими словами тёмный шаман нежно взглянул на обвивавшую яйцеобразную сферу змею, — такой пирушки не устраивал… Сколько же он положил моих псов верных? Десятка четыре точно, а то и поболее… — Мельванес отошёл чуть в сторону от рыжебородого витязя, наблюдая за всё ещё продолжавшимся сражением. — Сердце его мне принесите, олухи, как завалите это чудище! Сердечко евошнее, это вообще самое ценное, что в этой лощине треклятой имеется! Не считая, конечно, меня любимого да останков Лудогора!..

«… Да чтоб вы все в нужнике утопли, шакалы помойные! — между тем Ратибор дошёл до крайней точки кипения, беспомощно наблюдая, как варги одерживают верх над белёсым созданием, добро уже того исполосовав. — Удавлю, твари!.. — рыжебородый исполин вдруг почувствовал, как мизинец на его правой руке дёрнулся. Да, совсем чуть-чуть согнулся он, но это был, определённо, прогресс. — Давай, дубина, хорош стоять уже как истукан! Или ты хочешь, чтобы у тебя репей из задницы выглядывать начал⁈ — Ратибор раз за разом пытался пошевелить всем, чем только можно, напрягаясь, что есть сил, и вот ему удалось моргнуть сначала одним глазом, потом другим. — Ещё не вечер, волчата, ещё не вечер», — мрачно хмыкнул он про себя, со всё возрастающей тревогой наблюдая за складывающимся уже отнюдь не в пользу лохматого существа побоищем.

Тем временем бой близился к своему логическому завершению: с подбитой Мельванесом ногой Тол-Авар напоминал лишь бледную тень себя прежнего; ни прыгать, ни резво носиться между оппонентами он уже не мог и потому стал лёгкой мишенью для варградцев, раз за разом вонзающих свои мечи в мощные телеса могучего турса. Вот он совсем ослаб: упав на одно колено, получая множественные удары топорами да палицами по бурой уже отнюдь не от окраса, а от крови спине, он вдруг поднял голову и уставился прямо в глаза в лютом бешенстве взирающему на происходящее, застывшему рыжебородому витязю.

«Что ты стоишь⁈ Я избавление тебе принёс, когда пустил кровь! Оковы теперь лишь в твоей голове! Сбрось их с себя и иди, ты свободен! — вдруг раздался в мозгу Ратибора громогласный рёв, полный боли. — Шаман не слышит меня сейчас, ибо я так захотел! Барьеры мысленные можно не только разрушать, но и возводить! Убей колдуна, и мы в расчёте! За всё!»

Это было последнее, что успел сказать Тол-Авар. Удивительное создание упало плашмя; прилетевшая в затылок добрая плюха от палицы сбила-таки его на землю. Но турс ещё подавал признаки жизни. Приподнявшись на локтях, смертельно раненный йотун пополз было вперёд, но на него тут же обрушился со всех сторон град ударов; с торжествующим улюлюканьем значительно поредевшая ватага серых разбойников радостно добивала белёсое существо, уже не оказывающее никакого сопротивления.

— Разойдись, разойдись, болваны, дайте пройти! — писклявый, дрожащий от нетерпения окрик тёмного мага был услышан далеко не сразу впавшими в боевой раж воинами, и лишь когда Мельванес начал поднимать в воздух одного за другим серых бойцов, забирая их души и при этом злобно голося на всю округу, только тогда варградцы отступили от окровавленных ошмётков погибшего в кровавой сече с ними одинокого исполина.

— Вы что, козлята дикие, творите⁈ — ядовито шипел разозлённый колдун, спеша к мёртвому Тол-Авару. — Я вам, дуралеям, неясно дал понять, что мне треба сердце этой скотины безумной⁈ И чем скорее после гибели, тем лучше! Давайте, переворачивайте его на хребтину, ослы тупорылые! — Мельванес подлетел к не без труда уложенному варгами на спину бурому гиганту, выхватил длинный тонкий стилет из-за пояса и тут же всадил его по рукоять в грудную клетку отправившегося в места вечной охоты вожака восточного племени дха-кари, пронзив ему грудь чуть левее от центра. Отточенными, умелыми движениями вырезав сердце снежному великану, мрачный шаман, весь дрожа от нетерпения, с наслаждением откусил от долгожданной добычи живительной мякоти, после чего быстро потопал к алтарю, ни на кого не обращая более внимания и неразборчиво бурча себе под нос: — Совсем немного осталось, буквально чуть-чуть… — кровавый трофей он бережно нёс в правой руке. Подлетев к своему капищу, Мельванес свистящим шёпотом забормотал нараспев древнее заклятие, затем отрезал добрый кусок мяса от сердца вождя дха-кари и, оттянув подбородок (а точнее, то, что от него осталось) Лудогору, аккуратно положил ему в рот невероятно редкое в колдовском мире лакомство, продолжая произносить при этом забытые словеса. — Ну а это подношение для тебя, Мара, богиня смерти! — остатки ещё горячего сердечка убитого диковинного создания были аккуратно размещены на алтаре, рядом с головой законного наследника варградского престола.

— А-р-р-р-р-р! — разнёсся тем временем по центральной улочке Твердоземья могучий рык. — Да! Да-а-а! Свобода! Ну всё, ишаки блохастые, ну всё! Сейчас я вас, отребье шелудивое, как курей топтать буду!..

Глава 18

Как курей…

— Идите сюда, псы серозадые! — громоподобно проорал Ратибор на всю долину, освободившись, наконец, от связывающих его невидимых пут. После слов последних Тол-Авара, будто молотом ударивших ему в голову, рыжебородый гигант прекратил беситься, а наоборот, попробовал успокоиться и взять себя в руки, мысленно представив себе при этом, что его ничего не связывает. «Оковы лишь у меня в башке, — повторял он про себя раз за разом. — Я свободен, меня никто и ничто не держит! Я свободен, оковы лишь внутри меня…» — Ратибор вдруг с удивлением понял, что касается сейчас левой рукой того крохотного прокола на лбу, что оставил ему хозяин Забытых пустошей. Неуверенно опустив ладонь, он принялся недоверчиво её рассматривать, как будто это была не его длань, затем поднял рядом вторую лапу и повертел уже ей. Опосля сделал шаг, ещё один. — Ух, меня теперь и взаправду ничего более не держит… — с огромным облегчением пробормотал он еле слышно, как бы ещё не до конца веря случившемуся чуду. — Ну-у-у усё, пиявки склизкие, сейчас мы с вами поглядим, кто из нас из какого теста сделан!

— Извиняйте,