Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шеф взял с полки книгу и молча показал Сьютону тисненный золотом заголовок: «Лукреций. О природе вещей». Быстро нашел нужную страницу.
⠀⠀ ⠀⠀
«Так большинство поступает людей в ослеплении страстью,
Видя достоинства там, где их вовсе у женщины нету;
Так что дурная собой и порочная часто предметом
Служит любовных утех, благоденствуя в высшем почете».
⠀⠀ ⠀⠀
Сьютон невольно заметил, что шеф читал гекзаметры Лукреция, не заглядывая в раскрытую книгу.
— Ну, а разлука для таких влюбленных так же непереносима, как и состояние абстиненции для наркомана, — продолжал шеф после очередной паузы.
Сьютон спросил:
— Так вы хотите помочь людям избавляться от этого недуга?
— Я давно уже не верю в возможность хоть в чем-то помочь людям, — тембр голоса шефа стал раздражающе неприятным. — Наука никого не делает счастливым, кроме самих ученых, хотя и это случается редко. Да, и выбросьте из головы, будто феромоны обязательно должны обладать различным запахом, — это уже вслед направившемуся к двери Сьютону. — Обоняние — лишь частный случай хеморецепции.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— Что с вами? — спросила Элли, когда Грэм добрался наконец до лаборатории.
— Шеф читал мне стихи.
Преданная Элли не спала всю ночь, вспоминая лунатическую улыбку явно помутившегося в рассудке Сьютона. Самому ему эта ночь обошлась в две пачки взахлеб выкуренных сигарет. Феромоны без запаха! Вам, простите, давят на психику, а вы даже не в состоянии этого заметить! Выходит, что каждому из нас природой дан ключ очень сложного и тонкого рисунка, но мы не знаем, от чьей души (или тела, черт возьми!) этот ключ. Мелем что-то об общности интересов, о продолжении рода, семье, нравственности. Набор не тот — и ни мораль, ни внушение, ни материальные соображения не заставят вас полюбить. Но, зная устройство замка, ключ в общем-то можно подделать! Приворотное зелье в самом чистом виде, и притом сугубо индивидуальное. Против вас лично. А кстати, почему именно «против»? Может быть, «за»?
С той поры прошло несколько лет. Сьютон, поначалу возмечтавший опровергнуть экспериментально алхимические домыслы шефа, все более убеждался в том, что главная его идея верна. Грэм научился отличать феромоны от множества прочих выделений человеческой кожи: феромоны выделялись только теми ее участками, где кожа граничит со слизистыми оболочками. Губы, поцелуй — вот первая проба на соответствие ключа и замка, хотя и почти безнадежная. Из тысяч платных и добровольных доноров, прошедших через руки Сьютона и Элли, не нашлось двух, которые были бы одинаковы по составу феромонов; это вам уже не группы крови, это — почти как отпечатки пальцев. До чего же редко встречаются Ромео и Джульетта!
Грэм с трудом подавлял в себе все возраставшую привязанность к Бетти Корант. Трудно было подобрать какое-либо определение этому чувству; во всяком случае, Сьютон не считал его любовью, поскольку никаких попыток физической близости оба они не предпринимали. Но бывая (изредка!) в ее уютной квартире, Грэм испытывал столь непривычные для него душевное равновесие и покой.
Помня предостережении шефа, он давно уже не сомневался, что Бетти подсажена к ним секретной службой, но и к этому относился с непонятным спокойствием. Ощущение исходящего от нее тепла, запах ее тела мягко кружили голову; видеть, как вспыхивает в ее глазах радость при встрече с ним, стало для Грэма необходимостью. Было все это незнакомо и волновало своей непонятностью. «Мистика! — ворчал про себя Сьютон в минуты протрезвления. — Интересно, что там у нас с феромонами?»
— А что, Бетти, — он старался выглядеть беспечным и чуть-чуть рассеянным, — странно мы себя ведем. Имея все для коктейля, ни разу не попробовали сделать что-либо сногсшибательное («Вот именно — сногсшибательное», — усмехнулся про себя Грэм).
— Так и быть, дайте я поколдую возле вашего холодильника — это ведь тоже химия в конце концов. А вы заварите пока кофе.
В двух больших фужерах он приготовил смесь, со студенческих времен памятную ему под названием «крокодил пустыни». Разбавил ее апельсиновым соком и всыпал корицы — сквозь пряный запах коричного альдегида вряд ли пробьется какой-либо другой. В один из сосудов («фу, как в детективе!») подсыпал бесцветный порошок — оксибутират натрия. В этот фужер воткнул желтую соломинку, в другой — синюю.
Когда Бетти вернулась с кухни с кофе, Грэм уже сидел за журнальным столиком, на котором искрились два бокала с разноцветными соломинками, и разминал сигарету. Бетти села рядом; смеясь, протянула руку и взяла фужер — с желтой соломинкой.
То ли танго было уж слишком медленным, то ли выпито было много, — но через десять-пятнадцать минут Бетти беспомощно опустилась в кресло-качалку, из последних сил борясь со сном. Сьютон стал не торопясь собираться домой. Пока он докуривал очередную сигарету, пока искал шарф в передней, Бетти крепко заснула — Грэм потряс ее за плечо, никакого ответа. Он достал из кейса пробирки с тампонами и принялся за дело.
— Грэм, что это за кошмар такой? Как же я умудрилась вчера заснуть? И вы хороши — не разбудили даже.
— Бетти, не телефонный это разговор. А будить вас просто жалко было. Как самочувствие?
— Да все нормально, и даже против обыкновения выспалась хорошо.
— Ну, тогда до вечера!
Как раз в этот момент самописец вычерчивал феромон-хроматограмму Бетти Корант. Были пройдены две трети обычного диапазона, но уже и на этом отрезке проступило нечто фатальное: три четких пика, в точности соответствующих его собственному набору! Простой расчет показывал, что такой набор встречается один раз на тридцать семь тысяч случаев. Дальше вероятность совпадения катастрофически падает. Действительно, вот пошел новый пик с массой 673, — «этого у меня нет», — отметил про себя Сьютон. Цис-транс-диеналь — феромон обычный, он есть у одного из сотни, но Грэм не из их числа. Ну, а как у нас с 712-м? Есть! Есть, черт возьми!
Вот уже много лет Сьютон искал столь сходную пару доноров — и тщетно.