Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В реанимации, куда мы все уже почти вбежали, я увидел Максимова. Но… Максимова ли?
Тот, кто лежал на хромированном столе, выглядел худощавее и вместе с тем крупнее. Могуче выпирали мышцы груди. Руки, мощные длани, орудовавшие, наверное, как перышком, пудовыми мечами и палицами, были покрыты старыми белесыми рубцами и свежими царапинами. Через левое плечо наискось уходил на спину безобразный бугристый шрам, под которым торчал из кожи виниловый катетер. Рыжеватая короткая, довольно ровно подстриженная борода была заляпана спекшейся кровью.
— А грим-то, грим почему? — забормотал Александр Наумович и осекся.
— Это не грим, — также шепотом ответил заведующий реанимацией, настойчиво вытеснив нас в коридор и закрывая двери, за которыми уже вновь колдовали над телом короля-крестоносца Ричарда Львиное Сердце.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
№ 7
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Валентин Варламов
Фетюков и экология
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
I. ПРО АНОДИРОВАННУЮ РЫБКУ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Покупная блесна против самодельной — тьфу, и ежу понятно. Фетюков свою сделал из серебряной ложечки от жениного приданого. Ох и уловиста! А играет! Год прошел, как толкнул ее одному хмырю, а все не забыть. Ну, негде было взять на бутылку. И хоть святое это дело, всякий скажет, — а жалко. Больше такую уж не сделать. Не из чего больше. Да и зачем? Теперь и рыбы-то такой нет, чтоб на блесну. Всякая шушера, и та перевелась. Солнце вон где, а что поймал? Одну одиночку, не разбери пойми, на глоток не разжиться.
Фетюков глянул в сетку, примотанную к железяке под мостиками. И рыбка глянула на него трезвым глазом.
— Ты че такая? — без интереса спросил он.
Рыбка махнула плавником:
— Анод с катодом перепутали. Зальют глаза-то. Отпустил бы ты меня, старче, — вяло добавила она, больше для проформы.
— В каком веке живешь? — возразил Фетюков. Щелчком отправил потухший бычок в водную гладь, пропахшую керосином, и настроил себя на приятный разговор:
— Нынче, брат, каждый под себя гребет.
— Это верно, — рыбка задумчиво похлопала жаброй. — Ну, как знаешь. Привет семье, — сказала небрежно и телепортировалась.
Фетюков обиделся. Он-то хотел по-людски. Тем более, что спешить ей некуда: вода всю дорогу. У него вон душа горит который час, а раз нету — значит, нету. Глядишь, на бутылке сговорились бы. Зачем больше-то? На завтра? Так до завтра ещё дожить надо. Нет, суматошный народ пошел. Всем некогда. А хороша блесна была…
— Слышь, — окликнули из-под мостков, — ты, что ль, о прошлом годе блесну пропил?
— Ну, — подтвердил Фетюков с неохотою и зевнул.
— Рыбка тут велела тебе передать. Ты уж извини, мужик, малость отпили, само собой.
Зеленая когтистая лапа бережно поставила на мостки флакон с одеколоном и убралась в тину.
Фетюков поболтал посудину — путем разделили, по-Божески. Аккуратно заглотнул содержимое, пожмурился: будто Христос босиком прошел! Потом глянул сквозь переливчатое стекло на уже низкое, покрасневшее солнце. Благодать… Вытряхнул законные шестнадцать капель и совсем уж было нацелил посудой в водную окружающую среду. Но передумал и бросил на бережок.
— Со мной по-хорошему, и я по-хорошему, вот и есть промеж нас экология, — заключил он, с наслаждением прислушиваясь, как мягчительное тепло разливается внутри организма. Нет, жить еще можно!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
II. СОВСЕМ ХАНА⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Ик! — сказал Фетюков, просыпаясь. И пошлепал рукой возле себя, чтобы не пролить случайно. Рука попала в холодное и липкое. Фетюков приоткрыл один глаз. Наполовину, чтоб не замутило. Рассвет играл в нефтяной луже. Бетонная плита морозила спину. На конце плиты что-то сидело.
— Ты — что? — сипло спросил Фетюков просто так.
— Ик, — ответило что-то.
— В каком смысле?
— Ну, имя такое. Сам же позвал.
— Не помню, — признался Фетюков.
— Бывает, — утешило что-то скучным голосом. Фетюков приоткрыл второй глаз:
— За душой, что ли?
— Чево? Ты ж ее пропил давно, еще перед жениным приданым!
Фетюков сел, покачиваясь. Закашлялся. Оглядел кучи искореженного железа и бетонных блоков, сброшенных так-сяк врагами народа:
— Где мы?
— На объекте. Законсервированном. Лимиты исчерпаны, — добавил Ик.
— Кем? — спросил Фетюков, не больно-то соображая зачем.
— Кто сумел, тот и черпал, — сказал Ик и поиграл хвостом.
— А это… что у тебя?
— Будто сам не видишь.
Что-то делают в таких случаях, — подумал Фетюков, но ничего не пришло ему в голову. Тогда он поднатужился и дунул на хвост что есть силы.
— Ты бы еще перекрестил, — обиделся Ик, отмахиваясь от перегара.
— Так ведь похож!
— На себя погляди, — справедливо заметил Ик. Потом смягчился:
— Мутанты мы. С урановой рудой выкопанные. Сперва на полигоне пристроились. Не выдержали, однако. Теперь там только население осталось. Им прибавку обещают, давно уже.
— Ну и… что мы тут делаем?
— Ты спишь? Только не говори, что мы тебя сюда занесли. А мы живем. Обстановка та же — кругом ржа и бетон покореженный, ногу сломишь. Только радиации маловато. Не до жиру — статус беженца, сам понимаешь.
— Сплю, значит?
— Ага. Гляди вон, порточину в мазуте полощешь.
— А когда проснусь, что?
— Да нет уж, где тебе проснуться. Так и будешь ни то ни се.
Ик зевнул и собрался уходить, перекинув хвост на руку повыше, чтоб не замараться.
— Слышь, — на всякий случай крикнул вслед Фетюков, — пары капель не найдется?
— He-а, мы этим не балуемся.
Наркоманы, значит, — догадался Фетюков.
— А у бабы твоей в заначке?
— У нас и баб-то нету, — грустно ответил Ик, вертя рукою хвост наподобие пропеллера. — Генофонд не позволяет. Мы простым поперечным делением…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
III. МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Фетюков с другом лежали