Земли, лежащие в глубине континента к северу от Трансвааля, населяли племена народа тсвана, которых англичане называли бечуанами, а сами земли Бечуаналендом. Сейчас это территория государства Ботсвана.

Эта, казалось бы, бесплодная земля, большую часть которой занимает каменистая пустыня Калахари, издавна привлекала к себе внимание Родса. Он называл ее «путем на Север», «горлышком бутылки» и «Суэцким каналом, ведущим в глубь материка». Здесь проходил самый удобный для англичан путь к бассейну Замбези.

В 1882–1883 годах выяснилось, что не один Родс такой умный и не одни англичане имеют колониальные амбиции. Буры вторглись на земли тсванов и основали тут две республики – Стеллэленд и Госен. Преторийская конвенция запрещала Трансваалю расширять свою территорию, вон он и плодил дочерние государства, разумеется, совершенно независимые.

Политический вес Родса в то время был еще не слишком велик, но он делал все от него зависящее, чтобы убедить тех, кому надлежит решать: Британия не может отдать Бечуаналенд бурам, он нужен ей самой. В Лондоне не слишком торопились. Вопрос о необходимости освободить несчастных бечуанов от злобных бурских «флибустьеров», конечно, обсуждался в парламенте, но момент для того, чтобы ввязываться в драку, был неподходящий. И бурские стрелки были еще памятны, и в Судане дела пошли неважно. С решением тянули до 1884 года, когда свою заинтересованность в бечуанском вопросе внезапно обозначила Германия. Под носом у англичан образовалась германская Юго-Западная Африка, приблизительно соответствующая современной Намибии, а представители Берлина вдруг принялись именовать буров «нижненемецкими братьями». Они явно вынашивали проект о немецком патронате над Трансваалем и всячески поддерживали экспансию буров на земли тсванов. Надеялись утвердить там свое влияние через «братское» посредничество.

Африканской возней заинтересовалась и Россия. Капитан корвета «Скобелев», шедшего в Кронштадт из Тихого океана, получил от Главного морского штаба секретный приказ завернуть к западным берегам Африки и собрать сведения о новой немецкой колонии. В отчете офицеров корвета говорилось следующее: «Теперь является вопрос, какие выгоды может ожидать Германия от колонии такой пустынной, лишенной путей сообщения, воды и всего необходимого, и в чем состоит ее значение? Дело в том, что Германия, по всей вероятности, не думает ограничиться только землею Людерица и надеется, при помощи покупки земель или каким-либо другим путем, проникнуть в Среднюю Африку, которая давно уже служит предметом внимания и стремлений других европейских народов, и там основать колонию».

В Лондоне наконец поняли, что все очень серьезно. Одно дело республика Трансвааль сама по себе. При всем уважении к бурским стрелкам, ее не прихлопнули только потому, что не хотели отвлекаться от более важных дел. И совсем другое дело – республика Трансвааль, которую подпирает недавно объединившаяся и обретшая имперские амбиции Германия. Тянуть дальше было нельзя.

В августе 1884 года Родс был назначен заместителем верховного комиссара Южной Африки в Бечуаналенде, еще захваченном бурами. Какое-то время он пытался уладить дело миром, уговаривая свежеиспеченные бурские республики признать сюзеренитет Британии, но не преуспел в этом. В декабре того же года в Южной Африке высадились четыре тысячи английских солдат во главе с генералом Чарльзом Уорреном, получившим следующие инструкции: «Изгнать флибустьеров из Бечуаналенда, установить мир в этой области, возвратив туземцам их земли, принять меры для предупреждения дальнейших грабежей и удерживать страну до тех пор, пока ее дальнейшая судьба будет определена». В сентябре 1885-го южная часть земель тсванов была объявлена королевской колонией – территорией Бечуаналенд, а северная – протекторатом Бечуаналенд. Это был первый, но далеко не последний колониальный захват Великобритании, который связывали с именем Сесила Родса.

Увлекшись политикой, Родс не переставал наращивать финансовую мощь. В 1888 году себестоимость добычи алмазов в районе Де Бирс была в два раза больше, чем в 1882-м, дивиденды акционеров повысились в восемь раз, капитал компании вырос в двенадцать раз. Успехи были достигнуты за счет механизации и ужесточения мер против кражи алмазов. Белые теперь почти не работали на приисках. Рабочих-африканцев содержали в компаундах – лагерях, обнесенных колючей проволокой, за пределы которых они не имели права выходить до истечения срока контракта. За неделю до расчета их начинали поить слабительным, чтобы они не вынесли алмазы в собственном желудке.

В районе Де Бирс осталась единственная компания, но так было не во всей Южной Африке. Родса беспокоило, что рынок для его товара ограничен. Он понимал, что крупные покупки случаются лишь время от времени и делал ставку на массового потребителя – женихов, которые согласно обычаю дарят невесте кольцо с бриллиантом, хотя бы совсем крохотным. Он посчитал, что в Европе и Америке ежегодно празднуют около четырех миллионов свадеб. Эти свадьбы и определяют стабильную емкость алмазного рынка. Целью Родса стала алмазная монополия, и он шел к ней со своей обычной решительностью.

В 1888 году у Родса остался только один серьезный соперник – Барни Барнато, глава Компании кимберлийских копей. Ниже мы приводим отрывок из посвященного этому человеку очерка, опубликованного в 1897 году в петербургском журнале «Русское богатство»:

«Барни Барнато мог бы составить центральную фигуру в романе «Золото». Двадцать лет тому назад по улицам Уайтчепеля бродил клоун и акробат, который тут же на тротуаре, на дырявой попоне, показывал оборванной публике свое искусство. Но уайтчепельские нищие плохо оплачивали «искусство», а клоун был молод и честолюбив. Тогда он решил переехать в Южную Африку, попытать там счастья. В то время только что еще пронесся слух о бриллиантовых полях. Когда клоун высадился в Кейптауне, в кармане у него было пять шиллингов; но Барни Барнато, так звали акробата, не унывал. Он тотчас пристал к партии приискателей. Ей повезло, и через десять лет Барни Барнато ценили уже в миллион.

…Как ни успешны были тогда пашни алмазов, но молодой человек жаждал еще более быстрой наживы. И вот он становится во главе акционерной компании. Тут он оказался в своей сфере. Как полководец посылает на бой батальоны солдат, так Барни посылал на рынок тучи акций. В его руках они творили чудеса.

…На Лондонской бирже до сих пор помнят появление Барни Барнато в первый раз после того, как он оставил столицу. Это было появление князя; нет, слово «князь» слишком слабо: то явилось своему народу индийское божество. И экзальтированные поклонники готовы были броситься под колесницу бурхана. Да на одной ли бирже произвел такое впечатление Барни Барнато! В роскошный дворец его близ Грин-парка считали за честь попасть на бал герцогини, насчитывавшие еще больше дюжин предков, чем тетушка мамзель Кунигунды (“Кандид”)».

История, как видим, очень похожа на те, что рассказывали про Родса. Трудно сказать, насколько точно она воспроизводит истину, но одно несомненно: Родс и Барнато стоили друг друга. Президенту «Де Бирс» было не под силу сожрать своего соперника, но он сумел сделать Барнато жесткое предложение о сотрудничестве, от которого тот не смог отказаться. Родс предлагал объединиться и, пользуясь положением монополиста, ограничить добычу и установить уровень рыночных цен.