Пока я решала, как поступить, он от меня отлепился, и я сказала:

– Попробуешь повторить этот номер – получишь в ухо.

– Дурак я, что ли, за просто так кулаками махать? Ты мне задолжала как минимум бурную ночь с африканской страстью.

Он зашагал дальше, и я, малость помешкав, бросилась за ним. Уцепилась за руку и, когда он остановился, поднялась на носки и поцеловала. Вполне невинно. Зато сказала с чувством:

– Спасибо.

– Ну… – склонив голову набок, пропел Савва, – не совсем этого я ждал, однако на первый раз сгодится.

Мы вернулись в машину. Если честно, я подозревала, что Савва продолжит домогательства, но его вдруг потянуло на разговоры:

– У твоего приятеля такая манера девиц добиваться? Посылая к ним всяких придурков? Или дело не в большой любви?

– Вот уж не знаю, – проворчала я, по неизвестной причине испытывая недовольство, и относилось оно вовсе не к Каверину.

Мы выехали на проспект, когда у Саввы зазвонил мобильный. Как выяснилось, звонил Павел, мой спутник включил громкую связь, чтобы я слышала разговор.

– Каверину куча народу бабла должна, – начал приятель Долгорукова. – Страсть к игре у населения неистребима. Это мы с тобой по соточке спускаем для поднятия тонуса, а люди состояния проигрывают.

– Например, Олег Ведерников?

– Точно. Если отдать было нечем, за такие бабки реально могли шлепнуть.

– Могли бы подождать, когда наследство получит.

– Оно конечно. С покойника чего взять? Знающие люди говорят, особого напряжения между ними не было, значит, Каверин действительно предпочел ждать. Ведерников у него чуть ли не в друзьях ходил. Последнее время играл мало, все больше наблюдал за другими, слюну глотая. Но на прошлой неделе видели, как Ведерников из кабинета Каверина выскочил белее мела, а потом грусть-тоску в баре заливал.

– То есть, вполне возможно, к кончине Ведерникова Серега руку приложил?

– Мог. Но Каверин не из тех, кто любит бабки терять. А бабки, я уже сказал, немалые. Так что лично у меня сомнения. Я тут, кстати, еще одну новость услыхал. К твоему делу она отношения не имеет, но новость любопытная. Говорят, у Сереги на Осмолова большой зуб.

– Они вроде дружили, – удивился Савва.

– Дружбы у них точно не было. Какая дружба между жуликами? Здесь только смотри, кто кого надует. Поговаривают, что Каверин в пирамиду тоже денежки вложил. И вовремя соскочить не успел.

– И денег лишился, надо полагать, немалых?

– Сам подумай, разве малые деньги могут заинтересовать такого типа, как Серега?

– Ясно. Спасибо тебе.

Савва убрал мобильный и повернулся ко мне, а я заметила:

– Сергей мне про «Взаимовыручку» ничего не говорил. Хотя о работе у Осмолова я ему рассказала и обо всем прочем тоже.

– Может, не хотел, чтобы ты знала, какой он дурак?

– Может. Но все равно сомнительно. Досаду не скроешь. Мент, который меня у Константинова допрашивал, к примеру, даже не пытался. А Каверин смеялся. Удивился очень тому, что я в Москву ездила, но смеялся вполне искренне. Что-то тут не так.

– Разберемся, – кивнул Савва. – Мне надо отъехать ненадолго, – сказал он, притормозив возле своего особняка.

– А со мной нельзя?

– С тобой нельзя. Хотя очень хочется.

– Скажи хоть, куда едешь?

– Вот когда решишь осчастливить меня за регулярное геройство, тогда и скажу. А пока – извини.

– Гад, – сказала я, и он согласно кивнул.

В общем, мне осталось только одно: выметаться из машины. Что я и сделала.

В доме царила тишина. Вскоре выяснилось: все трое медитируют. Пелагея сидела в позе лотоса неровно, то и дело заваливаясь то вправо, то влево. Мама хмурилась и поглядывала на нее осуждающе. Вскоре причина стала ясна.

– Любашу с утра поминаю, – с трудом поднимаясь, объявила Пелагея.

Мама, к моей невыразимой радости, была трезва. Следовало признать: Максик влияет на нее в высшей степени положительно.

– Идите обедать, – позвала мама. – Я вот подумала, – разливая рассольник, сказала она, – может, и нам домой пора? Что мы, в самом деле, человека стесняем? А ты, дочка, конечно, оставайся.

– Лучше еще малость поживите, – возразила я, прикидывая, стоит ли рассказывать о Каверине и здоровячках. Решила, что не стоит, и взялась за рассольник.

– Выпьем, подруга? – предложила Пелагея, достав из шкафа две рюмки. Следовательно, маму и Максика она в расчет не принимает, что уже хорошо.

– Давай, – согласилась я, мама разволновалась.

– С какой стати? Хоть бы праздник или выходной…

– С такой стати, что подруга померла. Опять же, под рассольник грех не выпить.

– Надеюсь, вы слышали о женском алкоголизме? – посуровела мама.

– Слышали, – кивнула я. – А некоторые даже видели.

– А ты не бери дурной пример. Между прочим, твой дед по отцу был алкоголиком.

– Все плохое у меня от папы, – согласилась я, и мы с Пелагеей выпили.

Максик благостно улыбался, успев съесть тарелку рассольника.

– Такая дружба до добра не доведет, – хлопнув ладонью по столу, заявила мама, после чего гордо удалилась.

– Нелегко наблюдать, как другие предаются пороку, – философски изрекла Пелагея. – А ты чего сидишь, если уже рассольник съел, а пить не хочешь? – повернулась она к Максику. – Или нацелился и меня спасать?

– Каждый человек имеет право на дружеское участие, – ответил Максик.

– Точно, нацелился, – хмыкнула Пелагея, хотела продолжить, но отвлек звонок мобильного.

Это, кстати, был мой мобильный. Я поспешно ответила, не успев толком взглянуть на дисплей, в полной уверенности, что звонит Савва, а услышала Каверина.

– Здравствуй, Ева, – ласково произнес он, я еще раз взглянула на мобильный, заподозрив, что у меня глюки, но тут вспомнила: я сама настоятельно рекомендовала звонить мне, если будет в том нужда. Как видно, нужда возникла.

– Здравствуй, Сергей, – ответила я как можно спокойнее, хотя наружу рвались слова красочные, но непечатные.

– Сергей? Чего ж так официально? Помнится, не так давно я был Сережей.

– С тех пор многое произошло.

– Что, например?

В этом месте меня прорвало.

– Ты еще спрашиваешь?! – рявкнула я. – А кто подослал своих гоблинов? Они меня до смерти напугали.

– Ну, кто кого напугал, еще вопрос. У одного из гоблинов, между прочим, сломан нос, второму челюсть вправлять придется.

– Сами виноваты. Нечего нападать на беззащитную девушку.