ему иного выбора!

Ёну, прижавшая Пёнгиля к стенке и не оставившая ему иного выбора, смущается. Сынчжун цокает, глядя на нее и Суён.

СЫНЧЖУН. Всё из-за дурацкого дела pro bono, которое ты ведешь со своими детишками! Мёнсок! Столько лет опыта, а ты все равно совершаешь одни и те же ошибки! Потерять клиента, который стоит миллиарды, из-за одного дурацкого общественного дела!

Сынчжун кричит на всю столовую.

Другие работники перешептываются, наблюдая за ними.

МЁНСОК. Ладно, понял. Прекрати.

СЫНЧЖУН. Мы же с тобой коллеги, в один год в компанию пришли! И ты, вместо того чтобы помочь, вонзаешь мне нож в спину! Как же бесит! Кроме меня, больше никто не заботится об этой компании!

Ворча, Сынчжун уходит из столовой.

Мёнсок плюхается на стул.

СУЁН. Извините. Мы не выяснили информацию о свидетеле…

ЁНУ. Извините, что из-за нас компания потеряла клиента, который стоил миллиарды.

МЁНСОК. Нет, вы новенькие и не должны извиняться. Это моя вина.

Мёнсок встает.

МЁНСОК. Это моя вина, и мне сейчас очень неловко… Тем не менее давайте не будем думать об этом как о простом pro bono или как об «очередной северокорейской перебежчице». Даже если это не дело на миллиард вон… Все равно, давайте постараемся.

СУЁН. Да!..

ЁНУ. Да.

МЁНСОК. Продолжайте есть. Я пойду.

Мёнсок в одиночестве уходит из столовой.

Глаза провожающих его взглядом Суён и Ёну сияют уважением.

СЦЕНА 23. Комната для встреч с семьей в центре предварительного заключения (внутри / день)

Из-за ярких обоев и мебели комната больше напоминает детский сад.

Ёну и Суён сидят с Хаюн и ждут, когда приведут Хянсим. Наконец дверь открывается, и она входит.

ХАЮН. Мама!

ХЯНСИМ. Хаюн!

Мать и дочь воссоединились и тепло обнимают друг друга. И Хаюн, и Хянсим плачут.

ХЯНСИМ (всхлипывая). Прости меня. Маме так жаль…

В глазах Суён стоят слезы. Ёну же не выражает никаких эмоций, как и всегда.

Она погружена в свои детские воспоминания.

СЦЕНА 24. Детская площадка начальной школы (внутри / день) – прошлое

Восемнадцать лет назад.

Обеденный перерыв в день спорта в начальной школе Ёну.

Девятилетняя Ёну и тридцатипятилетний Кванхо сидят на коврике на траве.

КВАНХО. Ёну, на, поешь дыню.

Кванхо сует в руку Ёну кусок очищенной дыни. Однако Ёну занята разглядыванием мам других детей. Она видит маму, которая кладет кимпаб в рот своему ребенку, маму, которая играет с ребенком в «Поймай меня», маму, которая улыбается, целуя своего ребенка в щеку… Ёну вдруг понимает: «У меня нет мамы».

ЁНУ. Пап.

КВАНХО. Что?

Кванхо с нежностью смотрит на Ёну. Однако Ёну, как и всегда, не смотрит ему в глаза.

ЁНУ. Почему у меня нет мамы?

Лицо Кванхо резко бледнеет, словно кто-то выстрелил ему прямо в сердце.

СЦЕНА 25. Машина (внутри / день)

Снова настоящее время.

На обратном пути в офис компании «Ханбада». Суён ведет машину, а Ёну расположилась на пассажирском сиденье.

СУЁН. Наказание за грабеж слишком высокое! Как это возможно, что минимальный срок за убийство – всего пять лет, а за грабеж – целых семь? Может, стоит подать запрос на пересмотр закона? Если суд решит, что это неконституционно, Хянсим оправдают.

ЁНУ. Уже было несколько попыток. В 2001, 2006 и 2016 году…

СУЁН. И? Не сработало?

ЁНУ. Нет. Признали, что это конституционно.

Суён вздыхает. Она думает над другими способами.

СУЁН. Перебежчица из Северной Кореи… Получается, она своего рода беженка? Есть ли какие-нибудь законы, защищающие беженцев, иммигрантов и иностранцев, когда они совершают преступление?

ЁНУ. Нет.

СУЁН. Подумай хорошенько! Совсем ничего?

ЁНУ (думает). Нет, ничего. И было бы неправильно, если бы они были. Это как дать беженцам, мигрантам и иностранцам лицензию на преступление.

СУЁН. Ну вот! Что же тогда делать? Ёну, ты же гений. Придумай что-нибудь!

Ёну задумывается.

INSERT

Спокойное синее море.

Кит высовывает голову из воды.

Одним из видов социального поведения китов является «высовывание головы».

CUT TO

Снова машина.

ЁНУ. Хм… Это немного притянуто за уши, но кое-какая идея у меня есть.

СУЁН. Какая?

СЦЕНА 26. Зал судебных заседаний (внутри / день)

ЁНУ. Законы Северной Кореи.

Чонбон не верит своим ушам. Мёнха слушает с интересом.

МЁНХА. Законы Северной Кореи?

ЁНУ. Да. В Северной Корее также случаются грабежи. Статья двести восемьдесят восемь Уголовного кодекса Северной Кореи «Грабеж личного имущества». «Лицо, похитившее имущество человека путем применения насилия или угроз, создающих опасность для жизни и здоровья человека, подлежит наказанию в виде заключения в исправительно-трудовом лагере на срок до четырех лет».

СУЁН. Однако, согласно «Уголовному праву», опубликованному издательством Университета имени Ким Ир Сена, под категорию грабежа в Северной Корее попадают действия гораздо более серьезного характера, чем у нас. Нападение должно повлечь за собой смерть или серьезные телесные повреждения или же должна прозвучать угроза о том, что, если жертва не выполнит требований правонарушителя, он немедленно совершит нападение, которое повлечет смерть или серьезную травму. Если насилие или угрозы не достигают указанного уровня, преступление классифицируется как «Завладение личным имуществом».

МЁНХА. «Завладение личным имуществом»?

ЁНУ. «Завладение личным имуществом». Статья двести восемьдесят четыре Уголовного кодекса Северной Кореи. Лицо, завладевшее личным имуществом, наказывается исправительными работами на срок до одного года. Ваша честь, обратите внимание на приговоры. Преступление, классифицированное как «Грабеж личного имущества» наказывается заключением в исправительно-трудовом лагере до четырех лет, то есть лишением свободы до четырех лет, а за совершение преступления, квалифицированного как «Завладение личным имуществом», назначаются исправительные работы на срок до одного года. В нашей стране этот приговор можно интерпретировать как «общественные работы сроком до одного года».

МЁНХА. Достаточно лекций о законах Северной Кореи. Так что же вы хотите сказать?

ЁНУ. Обвиняемая плохо знакома с законами нашей страны, ей привычнее законы Северной Кореи. Она лишь хотела получить обратно свои деньги и не имела намерения вымогать их или подавлять волю потерпевшей, и, кроме того, она не знала, что совершенное ей деяние относилось к составу грабежа и причинения вреда здоровью, которое наказывается пожизненным лишением свободы или лишением свободы на срок от семи лет. Это связано с тем, что в Северной Корее ее преступление не классифицировалось бы как грабеж.

ЧОНБОН. Значит, адвокаты защиты утверждают, что подсудимая подумала: «Ну, по северокорейским законам это не грабеж, значит, и здесь это не грабеж? Ваша честь, это какая-то притянутая за уши логика, где такое видано?

МЁНХА (смеется). Действительно, я тоже о таком не слышал… Нужно это проверить. Обвиняемая!

Прокуроры и адвокаты ждут следующих слов судьи. Их лица напряжены.

ХЯНСИМ. Да?..

МЁНХА. Думали ли вы, что ваши действия не были грабежом, потому что вам привычнее законы Северной Кореи?

ХЯНСИМ (не понимает, что это значит, но не хочет подводить адвокатов). А… Да…

МЁНХА. Хм, вот как? А что вы собирались делать, если бы жертва не заплатила? Неужели не думали, что придется отобрать деньги силой?

МЁНСОК (поднимает руку). Ваша честь, не могли бы вы напомнить обвиняемой, что она имеет право отказаться от дачи показаний?

МЁНХА. Конечно. Обвиняемая не обязана отвечать. Тем не менее мне бы хотелось услышать ответ. Обвиняемая, вы не могли бы ответить?

Все взгляды прикованы к растерянной Хянсим. Адвокаты кивают Хянсим и намекают, что нужно сказать «нет» или не отвечать, однако Хянсим честна.

ХЯНСИМ. Я собиралась получить их любой ценой… Это мои деньги.