Но война быстро о себе напомнила. Как раз и напомнила запахом гари. Группа вышла на склон очередной горы, когда широкие ноздри Хаймлета задрались кверху, и он засопел, как пьяный паровоз. Эфиоп, бывало, сам сознавался, что с успехом мог бы заменить служебно-поисковую собаку, но, к сожалению, плохо бегает на четвереньках. А вот след он, если присядет, чувствует не хуже опытной ищейки!

– Горит металл и резина... Ткань... И... Кажется, это люди... Горят...

Американцу без сомнения и без зазрения совести дали прикладом в шею, и он уткнулся носом в сырую землю. Залегли и остальные.

Слава достал карту, определил маршрут и точку нахождения в данным момент. Рядом просто нечему было гореть. Ни селения, ни воинской части.

– Хай, не спишь?

– Нет, командир.

– Вперед! – скомандовал капитан. – Разнюхай...

Эфиоп, гибкий, как змея, двинулся вверх по склону и быстро исчез среди кустов. Они ждали его долго. Только минут через двадцать он спустился. Уже в полный рост. Лицо болезненно перекошено.

– Что?

– Там вход в пещеру. Большая пещера. Ее разбомбили. Обрушили. Там беженцы прятались. Похоже, целая деревня. И женщины, и дети... Как увидели-то сверху? Под землей ведь...

– Приборы... – сказал Володя. – Они думали, наверное, что там воинская часть. Чугунная печка очень похожа на ракетную зенитную установку... – Он говорил со злым сарказмом. – Командир, дай видеокамеру. Это надо заснять. Вместе с американцем. Пусть посмотрит, что его друзья натворили.

– Пойдем, – согласился Слава. Он хорошо понимал значение информационной войны и догадывался, что, переданные по телевидению, подобные кадры сыграют на руку сербам. Они поднялись ближе к вершине. Там, где кончался лес и начинались камни и скалы, запах стал сильнее.

– Вот, – показал Хаймлет и отвернулся.

Он всю свою сознательную жизнь был солдатом, с самого раннего детства, когда винтовка, поставленная на землю, вместе с примкнутым штыком была одного с ним роста – так отец будущего капитана определял его возможность пойти в бой. Хаймлет умел хорошо убивать и много в своей жизни убивал – и во время войны на родине, и здесь. Но вид разорванных тел людей не воюющих, невинных и непричастных вызывал у эфиопа приступы рвоты.

Володя подтолкнул в спину американца.

– Иди полюбуйся... – и стал снимать на видеокамеру. Американец был испуган и подавлен. Он держался рукой за рот, глаза покраснели.

Слава достал спутниковый телефон и набрал номер полковника Ратковича.

– Мате! Мы нашли пещеру. Здесь албанские беженцы прятались. Их недавно разбомбили. Живых никого не видим. Чтобы не свалили это на нас, документируем. Сняли на видеокамеру. И пленный американец с нами. Позирует. Сейчас будем брать интервью. Если есть интерес, предупреди телевизионщиков. Пусть встречают, думаю, будет для них любопытный материал.

– Отлично, Славко. Это то, что нам сейчас надо. Телевидение пока еще не разбомбили. А еще лучше, я перешлю пленку западным репортерам. Пусть они у себя покажут. Мы только скопируем, а потом им перешлем. Они сейчас в Венгрии и в Македонии сидят. Всех репортеров стран НАТО, к чертовой бабушке, выслали.

– Зачем?

– Треть из них – шпионы. Но это надо доказать. А времени на эту возню нет. К тому же мы разорвали дипломатические отношение со странами, участвующими в бомбардировках.

– Хорошо. Будь моя воля, я бы и ихних журналистов, и дипломатов разбросал бы по военным базам. Пусть натовцы своих бомбят. Где и кому передать пленку?

– На любом посту оставь и сообщи мне. Я пришлю машину. Как у тебя дела?

– Пока пусто.

– А пленный – кто?

– Мы сбили два вертолета. Он с одного из них.

– Молодцы. Вы работаете эффективнее нашего ПВО.

– Передам пленного и пленку, подумаю, что еще можно сделать. К сожалению, днем работать труднее. И время я с этими событиями упустил. Пару часиков вздремнем, а потом за дело возьмемся.

– Насчет первых своих пленных ты знаешь?

– Знаю. Ошибся я. Принял пилота за специалиста. И из-за этого потерял время.

– Еще что-то есть для меня?

– Пока все. До встречи.

Слава спрятал трубку, снял головной платок, повязал его на нижнюю часть лица и направился к Володе и американцу. Сильной рукой он заставил пленного повернуться лицом к камере.

– Звук есть? – спросил Володю.

– Обязательно.

– Внимание! – начал Слава, как заправский репортер. Говорил он на английском языке без запинки, только голос от злости стал более хриплым. – Я офицер югославской армии. Два часа назад мы взяли в плен американского военнослужащего и выходим вместе с ним из мест дислокации албанских сепаратистов. Всю сегодняшнюю ночь самолеты войск НАТО продолжали бомбардировку независимого государства Югославии. И я могу с полной обоснованностью утверждать, что все заверения командования НАТО о том, будто бы они бомбят исключительно стратегические объекты, – наглая ложь. Вот перед вами лагерь беженцев. Это даже не сербы. Это албанцы, якобы защищать которых натовцы и прибыли. В этом лагере после бомбардировки не осталось ни одного живого. Женщины, дети, старики – вот цель для пилотов НАТО. Им совершенно все равно, кого бомбить.

Господин Клинтон! Посмотрите на это, – Слава показал на труп десятилетней девочки с развороченным животом, а Володя приблизил камеру, – это не Моника Левински, и смотреть на это вам не так, должно быть, приятно. Но вы смотрите и запомните, что смерть ее на вашей совести. И пусть снится она вам ночами. Пусть снится вам, что на месте этой девочки ваша дочь.

Слава сглотнул слюну, потому что сухость сдавила ему горло.

– Посмотрите, господин президент... И чтобы вы не говорили, будто это сербы убили бедных албанцев, я даю слово пленному американскому военнослужащему. Пусть скажет он. Говори!

Американец опустил голову, минуту молчал, потом осмотрелся по сторонам, поднял глаза в камеру и сказал довольно жестко:

– Он прав, сэр, мы просто убийцы...

И большой, сильный американец закрыл лицо ладонями. Плечи его вздрагивали.

– Назови себя и свою часть, чтобы не было сомнений, – Слава встряхнул американца за простреленное плечо.

Тот поморщился и послушно выполнил приказ.

Репортаж был закончен. Володя показал Славе большой палец. Слава и сам не подозревал за собой репортерских талантов, но это, понимал он, должно произвести впечатление на любого. Хорошо бы, на Клинтона тоже.

Они продолжили маршрут. Через час заметили на противоположном склоне горы небольшой отряд косоваров. Те премудрости военных действий, похоже, изучали по самоучителю игры на семиструнном баяне. По крайней мере, совершенно не умели выбирать тропу для передвижения так, чтобы со стороны их невозможно было увидеть.