Поля слышит, как поднимается по ступенькам, в доме уже разувается, к кухне идет.

Остановившись в дверном проеме – присвистывает, провоцируя гул детских голосов.

– Если ты в заложниках – моргни, – он даже не пытается перекричать, но обернувшаяся Полина ловит каждое его слово.

Он улыбается, она светится… Сам подмигивает, заставляя малышку на Полиных руках взвизгнуть и потянуться ко рту. А потом еще раз, когда Гаврила делает резкий выпад к ним, хватает на руки и забрасывает на шею…

– Кто тут ест мои пироги, а-а-а? – ребенок в невероятном восторге. Визжит опять, хватаясь за волнистые волосы парня. Справедливости ради, она при всем желании много бы не съела. Но расплачиваться с серым волком вполне возможно придется именно ей…

– Они не твои…

Только в кухне есть, кому за нее заступиться. Старшая Полина говорит, напрочь позабыв о том, что её тут вообще-то спасли… Вздергивает бровь так же, как это же делает Гаврила. Смотрит, интригуя…

– Общие…

Встает, в несколько шагов к Гавриле приближается. Тормозит за мгновение до того, как подняться на носочки и поцеловать. Осознает, что при детях неуместно, наверное.

Чуть грустит, Гаврила же наоборот – веселеет.

Опускает маленькую Полину на освободившийся стул, старшую на себя тянет.

Обнимает, вжимая в бок, взглядом обводит их компанию…

– На заборе висли. Сказали, ты после службы обещал их на речку…

Полина объясняет тихонько, вжимаясь лбом в плечо парня и прикрывая глаза.

Ей так хорошо, когда по талии ненавязчиво скользит его большой палец. Она умудрилась за утро соскучиться.

– Обещал. Задержался просто. Надо было с крышей помочь тёть-Розе.

Мог бы не оправдываться, но ему не сложно. Полина кивает, с замиранием сердца следит, как он тоже тянется за одним из наваленных горкой пирожков. Берет, откусывает, протягивает: «ммммммм», жуя…

– С молоком бы… – мечтатает вслух, вызывая улыбку.

– Мы с чаем… – Полина же пожимает плечами, следя, как один из парнишек присёрбывает из кружки…

Рука Гаврилы незаметно сползает ниже, гладит Полю по попе. Пусть понятно, что дети не видят, а щеки всё равно краснеют.

– Ты же купальник брала, да? – и еще сильнее, когда Гаврила спрашивает, поворачивая голову к ней.

Честно говоря, могла и не брать. Мечтала, что они голышом купаться будут. Без свидетелей. Но ума хватило. Поэтому кивает.

– Одевайся беги тогда. Полотенец набери штук пять, покрывало с кровати, хорошо? Сходим на речку. Обещал же…

Указания Гаврила раздает Полине, а слушают все.

Когда он заканчивает – жевать активней начинают. Детские руки тянутся за пирогами. Думают, наверное, по карманам натолкать. Это осознание сжимает Полино сердце…

– Спокойно. С собой возьмем…

А ещё его сжимает любовь. Гаврила видит то же. Тушит голодный пожар.

Его обещаниям дети верят.

– Надо родителей предупредить, наверное… Вдруг не отпустят...

На замечание Полины Гаврила реагирует неожиданно – хмыкает, головой мотает…

– Это Любичи, Поль… Тут не так…

Не объясняет, но по коридору Полина идет с улыбкой на губах, слушая, как на кухне по полу шаркает стул, на её место садится Гаврила, устраивая Полинку уже на своих коленях.

– Я тебя сейчас накормлю... – малышка щебечет, веселя Гаврилу... – С чем тебе найти?

В Любичах действительно всё не так.

У местной речки неоднородный, рваный даже, берег. Высокие обрывистые насыпи чередуются с пляжами в условных бухтах.

Их компания устроилась на одном из таких. С сероватым песком, чуть скользким заходом в теплую воду, немного грязном, но все равно… Фантастическом.

Полине здесь нравилось всё.

Особенно – поворачивать голову и наблюдать за одним из пригорков, с которого то и дело доносятся счастливые визги.

Там – Гаврила и старшие дети, пацаны. А малыши с ней.

Им, наверное, тоже хочется, но к тарзанке никто не подпускает. Зато сами прыгают с таким наслаждением, что даже Полине завидно, пусть она и категорически отказалась пробовать.

Не готова. Боится.

Но заражается адреналином тех, кому страх не свойственен.

Гаврила нашел где-то руль от старого велосипеда, добротный канат. Закрепил на ветке дерева…

Первым пробовал сам, а Полина смотрела снизу и захлебывалась восторгом вперемешку с предчувствием беды.

Так боялась, что сорвется… И так красиво летел…

Убедившись, что сделал надежно, позволил детям. А сам или контролировал сверху или снизу страховал.

Полина по своей глупой городской привычке очень боялась, что с минуты на минуту к ним придут разбираться недовольные родители, но хватало ума прикусывать язык и не тормозить веселье.

Постепенно стало ясно: никто не против. В Любичах Гавриле доверяют.

К нему и местные парни подходили. Его ровесники. Они говорили о чем-то, улыбались…

Полина снова любовалась… Своим. Особенным, с кем ты ни сравнивай.

Он безоговорочно побеждал папенького сынка Марьяна. Точно так же разительно отличался от пацанов, росших в одном с ним селе.

Будто чувствуя её новый влюбленный взгляд, опустил свой…

Полине казалось, он сгущается и темнеет, пусть и видеть она этого не могла. Немного пожалела, что они не одни сейчас, с другой стороны… Больше соскучатся. Сильнее с ума сойдут, когда останутся.

Улыбнулась, подмигивая. Вызвала улыбку у Гаврилы. Который через силу отрывается, подзывает к тарзанке очередного смельчака, дает отмашку…

И парниша со счастливым криков разгоняется, отталкивается, взлетает под кроны сначала, потом летит бомбочкой вниз…

Счастливый и свободный…

Такой же, как смех маленькой Полины, которая устроилась между ног большой.

Старшая Полина вовремя заметила, что малышня подмерзла – даже губы посинели. Позвала к себе, укутала одним из полотенец, обняла, грея.

И если сначала маленькое тельце подрагивало, теперь уже нет. Девчушка лопала очередной пирожок, как за телевизором наблюдая за полетами парней.

А Полина не сдерживалась иногда – всё же вжималась носом в макушку, вдыхая детство. И снова думала, что лишь бы родители не видели, а то ведь подумают не то…

А она же просто как-то моментально влюбилась. И просто как-то внезапно задумалась, а что если… Себе…

У них с Гаврилой тоже ведь может получиться блондинка, хотя бы в детстве. Они русые оба, но не слишком темные. Она другой будет, конечно. И уж точно не Полиной. Но пахнуть – детством. Заключать в себе их любовь и общий тайный смысл.