Страшно хотеть такого, но вот сейчас Полина хочет.

Следит, как Гаврилу снова отвлекают. Как-то неожиданно. К тарзанке подходит мужчина в длиной черной рясе. Понятно, что это местный поп. Но он такой молодой…

Старше Гаврилы, конечно. Но высокий, статный…

Окликает, Гаврила поворачивается. Грозит, чтобы без него не прыгали, а потом отходит к мужчине.

Батюшка протягивает руку, Гаврила вкладывает свою. Пожимают, улыбаясь. Они даже щеками прижимаются…

Это, наверное, свидетельствует о большой близости, Полину даже мурашит. У нее абсолютный ноль знаний и опыта в духовных делах. Она бы к батюшке не рискнула прикоснуться из-за какого-то суеверного страха оскорбить. А Гаврила… Совсем другой.

Они говорят о чем-то, продолжая улыбаться.

Несколько раз Полина ловит взгляды на себе. Гаврилов – теплый. Батюшки – мимоходом скользящий. Хочется и на свои плечи что-то набросить, но опять же из суеверного страха оскорбить, спровоцированного незнанием, она сдерживается.

Признается себе же – не прочь была бы подслушать, но не судьба…

– А есть еще? – отвлекается, когда Полинка, дожевав, начинает ерзать… Куда в неё столько влезает – загадка. Но Полине льстит, что получилось вкусно. Дети дочиста всё смели. И ягоды, которые Гаврила сбегал-купил, тоже.

После речки пойдут домой. Мангал разожгут. Пожарят мясо и картошку запекут. Это они уже обсудили.

Полина достала один из последних оставшихся пирожков, вручила малышке, чтобы самой дальше облизать чуть липкие пальцы…

Очередное впечатление в бесконечную копилку нового. Грязный пляж. Чумазые дети. Пахнущая тиной слишком теплая вода… И счастье.

Вскинув на пригорок новый взгляд, Полина чуть покраснела. И Гаврила, и батюшка снова на неё смотрели. На сей раз внимательно оба. Оба же с улыбкой.

Незнакомый ей мужчина легко кивнул, не давая усомниться – ей, сказал что-то Гавриле… Губы того задрожали.

Один направился обратно к дороге, с которой сошел на ведшую к речке тропу. Гаврила – с холма вниз.

Полина следила за его приближением, замирая. Каждый раз заново влюблялась в манеру его движений.

Когда совсем рядом оказался – окончательно залюбовалась блестящими глазами и светлым-светлым лицом.

– Идем плавать.

Гаврила обратился, протягивая руку. Пока Полина обдумывала, скосил взгляд на малявку.

– Я пойду…

Которая оказалась посмелее. Тут же начала полотенце стягивать и пытаться запихнуть в рот недоеденный кусок разом.

– Ты мне за пацанами следи, хорошо? Чтобы без меня не прыгали. Доверяю тебе…

Полина понятия не имела откуда это в Гавриле, но он не просто любит детей. Он ихпонимает.

Маленькая Полина совсем не обижается. Наоборот – грудь расправляет. У нее впереди ответственное задание. Это интереснее, чем плавать.

Она готова отпустить Полину. И Полина тоже, кажется, готова…

Вкладывает в ладонь Гаврилы свои пальцы. Встает рывком, когда он дергает…

Тянет в сторону воды, не давая возможности передумать. Чуть медленней, когда они уже стоят по колено…

– Ты с батюшкой близко знаком? – реагируя на ее вопрос, Гаврила снова улыбается и смотрит лукаво.

Прижимает Полину к себе, в щеку целует…

С берега доносится счастливый визг. Такой же, как когда пацаны прыгали. Маленькая Полинка будто чувствует, что у взрослой схожие ощущения. Тоже счастьем изнутри взрывает.

– Тоже в детстве дружили.

Полине сложно поверить, что даже у людей в рясе когда-то было детство, но она кивает.

– О чем говорили? – спрашивает чуть нагло.

Гаврила опять улыбкой реагирует.

Тянет глубже, до ямки…

Детям сюда нельзя, а им – да.

Ноги теряют почву, вода укутывает до шеи.

Гаврила опять к себе прижимает, одной рукой держась на плаву, второй забрасывая на себя Полины ноги.

Она снова чувствует возбуждение. Но при детях – ничего неприличного. Разве что чуть потереться друг о друга под водой. Поцеловаться, дальше от берега отплывая, когда у Гаврилы освобождаются обе руки, а Полина обвивает его шею…

– Хочу тебя…

Парень признается, ныряя взглядом в Полины глаза. Она сглатывает. Тоже хочет, конечно же.

– Как хочешь?

Она провоцирует, радуясь искрам, которые тут же бьют из любимых глаз. Как только не хочет… И все получит, конечно. Только наедине останутся…

Она тянется к уху парня, шепчет всякое, обещая… Отрывается, в щеку целует нежно… Ластится…

– Так о чем говорили? – повторяет вопрос, пользуясь тем, что у Гаврилы, должно быть, меньше трезвости в уме сейчас. Может правду скажет…

– О тебе, – и он действительно отвечает, скользя уже по ее щеке носом. – Тебя в церковь приглашали зайти тоже.

Это странное предложение – мурашит. Будто важное очень… А если для Гаврилы важно – она согласна.

– Когда скажешь…

Полина обещает, становясь причиной новой улыбки. Они еще немного целуются здесь, на глубине, за камышами, на расстоянии от детских глаз. Потом же возвращаются с порозовевшими щеками и энтузиазмом, который надо выплескивать допустимыми в обществе детей способами.

Поэтому Полина берется плести девочкам красивые косички. Гаврила снова к тарзанке.

И невозможно разобраться, им уже сейчас невероятно хорошо или вечером будет еще лучше. Хотя зачем разбираться?

Посмотрят…

* * *

Деревенские дети провели с Гаврилой и Полиной весь день. После возвращения с озера Гаврила организовал им нехитрый душ, потянув из колодца шланг. Вода была холодной, напор сильным, но стоявший визг не давал усомниться – никто не в обиде.

Солнце жгло нещадно. Но никак не влияло на детский аппетит. Обещанное мясо с овощами они опять уминали так, будто не ели неделю.

Полине даже легче стало. Она окончательно убедилась, что дело не в голодной сельской жизни. Они просто так ведут себя, когда вкусно. Как коты, которым и лопнуть не страшно, лишь бы удовольствие в моменте.

Как ей самой хотелось бы жить.

После обеда Гаврила взялся косить траву во дворе. Полине нравилось и так – двор не казался заброшенным, но чуть более диким чем те, в которых постоянно живут. Но стоило Гавриле начать – обрадовалась, что не успела возразить.

Он внимательный и послушный. Не воспринял укол тёти Розы в штыки. Не пошел на глупый принцип. Нужно покосить – он косит.

Серп в детские руки парень не давал. Только следить разрешал. Старшим было интересно. Поле тоже. Потому что… Господи… Как же красиво.