Илюхин, ставший ведущим Ханбекова, о своем ведомом после того боя отозвался так:

— Ведомый — это щит ведущего. Он должен все видеть. Когда я лечу с Ханбековым, то я не смотрю назад, я знаю, что он все видит. Стоит мне подать команду, как он тут как тут. О каждом замеченном самолете противника он докладывает мне. Он уверен, что я его вижу и в любую минуту приду к нему на помощь. Я же верю в него и чувствую за собой надежный щит.

В одном из боев Ханбеков был близок к победе. Я видел, что он вот-вот настигнет немца и собьет его. Но в этот момент в хвосте моего самолета оказался «фокке-вульф». Я позвал: «Хан, отбей атаку!» — и Хан моментально бросил свою жертву, прикрывая меня.

Тогда, в первом вылете, штурмовики, ведомые Петром Максютой (однофамильцем Василия Максюты), потопили один тральщик, который от прямого попадания взорвался и пошел на дно. Другой тральщик был потоплен летчиком-гвардейцем Василием Кустовским. В тот же день, во втором вылете, летчики группы Героя Советского Союза Фоменкова и майора Кузьмина потопили еще один тральщик, сторожевой катер и быстроходную десантную баржу. Результат потопления вражеских кораблей теперь фиксировался аэрофотосъемкой. Мои товарищи дрались с истребителями врага, а наша пара фиксировала результат бомбоудара.

К маю 1944 года в полку определились три пары разведчиков — это были Илюхин — Ханбеков, я с Мишей Соловьевым и пара Медведев — Лысенко. На борт моей машины установили фотоаппарат АФАИ-27, который был предназначен для фотографирования наземных и морских целей при плановой съемке. Самолет с таким аппаратом должен пройти строго над целью, выдержав высоту, направление и скорость полета. Перед началом и концом аэрофотосъемки фотограф должен наметить сбоку ориентиры для включения и выключения фотоаппаратуры. Результаты нанесенного удара, полученные на основании дешифрированных фотоснимков, докладывались командованию. Сложность фотосъемок состояла в том, что разведчик должен прийти на цель за 15 минут до прихода нашей авиации и сфотографировать корабли. Но, как правило, когда разведчики приходили фотографировать корабли, над ними уже находились истребители противника. После фотографирования цели разведчики отходили от кораблей и находились в этом районе. При этом приказ командира полка был категоричным: «В бой с истребителями противника, если нет нужды, не ввязываться!»

Не менее сложным был второй заход для фотографирования на цель через 30 минут после нанесенного удара, для фотографирования результата бомбо-штурмового удара. В этот период все истребители и зенитная артиллерия противника стреляли только по нам. Когда включена аппаратура, фотограф идет по прямой и не может делать противозенитный маневр. Рядом находятся вражеские истребители. Только хорошо слетанная пара может успешно решить боевое задание. Парой с Мишей Соловьевым нам удавалось в самых труднейших условиях производить съемку кораблей перед ударом, а также и после него. В двадцатых числах мая, когда наши штурмовики работали по минным полям противника в Нарвском заливе, нам удалось сфотографировать взрыв морской мины. Сине-красный водяной столб высоко поднимался над заливом, и, пока он еще не опустился на воду, нам удавалось сделать маневр и заснять этот водяной столб.

В операции по уничтожению кораблей в районе северо-восточнее порта Азери 29 мая мы с Соловьевым вылетели с аэродрома первыми, и набрав высоту 5000 метров, подошли к цели. Над кораблями на высоте 4000 метров уже находились вражеские истребители. Заметив нашу пару, они пошли на нас. Развернувшись на 180°, мы на пересекавшихся курсах отошли от цели. Отойдя в сторону от кораблей и набрав высоту большую, чем у противника, разогнав большую скорость, мы прошли над кораблями и сфотографировали их, не обращая внимания на истребители противника. Перед началом фотографирования я передал по радио Соловьеву:

— Смотри внимательно, начинаю фотографирование!

На правом борту кабины замигала красная лампочка — контроль работы аппаратуры. Впереди по курсу и по бокам — лохматые черные шапки разрывов зенитных снарядов. Соловьев, идя с правой стороны на боевом интервале, выдерживал строй «фронт», готовый в любую секунду броситься на врага, чтобы отбить от меня атаку. Снизу к нам спешили истребители противника, но, увидев наши подходящие группы, все свое внимание сосредоточили на них. Закончив съемку, мы отошли от цели, а вскоре над кораблями завязался воздушный бой. Прикрываемые истребителями нашего полка, штурмовики нанесли топмачтовый удар. Наблюдая за работой штурмовиков, мы увидели прямые попадания бомб в корабли. Был большой соблазн сфотографировать эти попадания. Имея большую высоту, разогнав скорость, я прошел над кораблями и сфотографировал их, хотя внизу еще работали наши группы. В момент фотографирования на мой самолет сверху бросился в атаку ФВ-190. Окраска его отличалась от других самолетов врага — она была сизо-голубая. Мне очень хотелось сфотографировать результат попадания бомб в корабль, но немец вот-вот откроет по мне огонь! На месте, как всегда, оказался мой напарник, он преградил путь вражескому самолету и дал мне возможность спокойно закончить фотографирование.

Мы отошли от кораблей в северную сторону. Внизу, под нами, были видны горящие самолеты и спускающиеся парашютисты, тонущие вражеские корабли в разрывах бомб, пожар на одном корабле. Теперь мы ждем полчаса до фотографирования окончательных результатов бомбоудара. Разогнав большую скорость за счет высоты, стремительно проносимся над кораблями, фотографируем и быстро уходим домой. Надо успеть опередить наших штурмовиков, привезти и обработать пленку к докладу о результатах нанесенного удара.

Встретившись в тот день за ужином в столовой с Ханбековым, я поинтересовался подробностями сегодняшнего воздушного боя. Он доброжелательно рассказал:

— При сопровождении Ил-2 в район порта Азери наши летчики сбили 11 самолетов противника, четыре из них мы с Илюхиным. Мы, как всегда, были в группе боя. При подходе к цели заметили большое количество самолетов противника, которые подходили в район расположения кораблей со стороны берега. Командир группы майор Мироненко приказал Илюхину по радио связать их боем. Илюхин и сам уже направлялся туда. Кроме большого численного преимущества немцы имели преимущество и в высоте. Но Саша смело затащил меня в самую гущу боевых порядков противника! Мы всю ораву связать боем не могли, и многие прорвались к основной группе. Бой был очень напряженным. Иногда мы расходились с противником буквально в десяти метрах. В этом бою я впервые видел в момент зависания лица немецких летчиков, видел рисунки на борту их самолетов. Я и сейчас одно лицо прекрасно помню… Во время боя Илюхин передал мне:

— Вижу «пиковый туз»! — и тут же: — Уходи вверх!

Оказывается, «пиковый туз» сидел у меня в хвосте.

Я только успел резко взять ручку на себя, как он открыл по мне огонь. Я почти вертикально пошел вверх, одновременно наблюдая за противником. Мы оба зависли, но я видел, что нос самолета противника направлен немного ниже моего самолета, и потому совершенно не волновался. Я осторожно сделал «накидку», меня этому научил Саша, — скорость была слишком мала. В этот момент я встретил взгляд летчика. Он смотрел на меня, а я нахально — на него. Мы разошлись на малых скоростях. И буквально в этот момент я заметил Сашу, который снизу заходил в атаку. Длинная очередь, искры и пламя с самолета противника — и начинается его беспорядочное падение.