— Ну и зануда же ты, Степа, — ничуть не обиделась та. — Тоже мне, несчастный, — счастливо рассмеялась она. — Да стала бы я с тобой, таким несчастным, мыкаться по чужим углам?!

Тот иронически посмотрел на нее:

— Только теперь, Оля, я окончательно понял, что такое женская логика. Огромное спасибо тебе за это! — Та настороженно глянула на него. — Что же касается чужого угла, — пояснил он, — в котором, как ты выразилась, мы «мыкаемся» с тобой, то разреши не согласиться с этим твоим беспочвенным определением. Во всяком случае, у меня в голове никак не укладываются два несовместимых понятия: «шикарная квартира» и «угол», да к тому же еще и чужой.

Она снова рассмеялась:

— При всем твоем уме ты, Степа, так и не можешь, к сожалению, отличить аллегорию от реальности.

— Вас, мадам, «почти что невинную женщину», что-то потянуло на высокий штиль, — усмехнулся он.

— А ты разве забыл, что мой отец — как-никак преподаватель русской словесности, — напомнила она, а затем, обняв мужа, проникновенно произнесла: — Не обижайся на меня, дорогой ты мой человек. Я же ведь даже не могу представить себе жизни без тебя…

— Вот в этом мы с тобой едины, дорогая.

Ольга Павловна счастливо посмотрела на него глазами, полными слез:

— Мы с тобой объясняемся в любви друг к другу так, как будто на первых свиданиях…

— А у нас уже дочь и сын, которого мы будем провожать для поступления в один из лучших университетов Европы, — в тон ей продолжил Степан Петрович.

— Это ли не счастье, дорогой ты мой?!

Так и стояли, обнявшись, эти два человека, мужчина и женщина, связанные между собой негасимым и всеобъемлющим чувством, старым как мир.

* * *

Когда возбужденный Павел прямо-таки влетел в каюту на «Георгии», где его уже ждала семья в полном составе, Степан Петрович после взаимных приветствий пригласил всех отметить его отъезд во Францию во флигеле, который он специально снял для этого.

— Вот здорово! — в один голос воскликнули Павел и Ксения.

— Тогда давайте дружно двигаться туда. Мама там уже все заранее приготовила, — пояснил он.

— Так ведь это же тот самый флигель, который снимал и дядя Андрей! — воскликнула удивленная Ксения.

— А чему ты так удивляешься? Дорожка-то протоптана, — пояснил Степан Петрович.

— К нему не зарастет народная тропа! — озорно процитировала Ксения Пушкина.

А Степан Петрович и Ольга Павловна многозначительно переглянулись — уж очень точно эти слова великого русского поэта были созвучны их отношению к этому, в общем-то, довольно заурядному строению.

— Слава первопроходцам! — уточнил Павел.

— В этом есть что-то сугубо рациональное, сынок, — согласился Степан Петрович.

Ксения сразу же обежала всю квартиру и вернулась в гостиную озадаченная:

— Это, мама, не твой ли пеньюар?

— Какой, Ксюша? — дрогнувшим голосом спросила Ольга Павловна.

— Да тот, который висит в спальне! — подозрительно сказала та и повела в нее мать.

«Слава Богу, что я купила его специально для свиданий со Степой, а посему Ксюша не видела его раньше, — облегченно подумала Ольга Павловна, чуть было не перекрестившись. — И как же это я забыла убрать этот несчастный пеньюар? — корила она себя. — Ведь и Степа предупредил меня, чтобы я прибрала все в нашем “гнездышке”. — И тут ее осенило: — Я же настолько привыкла за эти полтора года к тому, что этот пеньюар — неизменный атрибут спальни, что просто перестала замечать его».

— Нет, Ксюша, это, разумеется, не мой пеньюар. Ты же ведь хорошо знаешь все мои, — уже спокойным голосом пояснила она. — Видимо, он принадлежит кому-то из гостей хозяйки дома.

— Странно как-то, мама, чтобы женщина могла забыть взять с собой свой пеньюар, — рассудила та и подозрительно глянула на нее.

— Вполне может быть, что он принадлежит женщине, постоянно снимающей этот флигель, так как наш папа снял его у хозяйки всего-навсего на день, да и то лишь по старому знакомству. А женщина, которой принадлежит этот пеньюар, возможно, ненадолго уехала куда-нибудь. Ведь у нее же, как я полагаю, он не один, как и у каждой уважающей себя женщины.

— Может быть, и так, — согласилась Ксения, подозрения которой рассеялись под воздействием столь убедительного аргумента ее матери, супруги столбового* дворянина.

Когда же они вернулись в гостиную, Ольга Павловна виновато опустила глаза, увидев укоряющий взгляд супруга, вскользь брошенный на нее.

— Ой, мама, вот это стол! — восторженно воскликнула Ксения, как будто только что увидела его, всецело до этого поглощенная своими «разборками» с матерью. — Прямо-таки и садиться за него как-то неудобно, — призналась она, во все глаза рассматривая изысканные кушанья, которыми тот был уставлен. — Как в старые времена, когда мы жили еще в Ревеле, — ностальгически вздохнула очарованная дочь.

Ольга Павловна признательно глянула на супруга.

— Да, мама, ты уж расстаралась… — поддержал сестру польщенный Павел. — И откуда же эти столь значительные финансовые возможности? — вопросительно посмотрел он на отца. — Только не говори мне, прошу тебя, что, дескать, накопили — я ведь прекрасно знаю размер твоего денежного довольствия, папа.

Ольга Павловна встревоженно глянула на Степана Петровича, а тот лишь сдержанно улыбнулся:

— Ты, конечно, прав, Паша. Но мы же ведь не одни…

— Не понял, папа, — настороженно посмотрел на него сын.

— Чего же тут непонятного? Значительную сумму перевел мне мой отец, то есть твой дед, после того как я телеграфировал ему о том, что ты направляешься в Париж для поступления в Сорбонну. Только и всего, Паша.

Тот удовлетворенно кивнул головой:

— Как все-таки хорошо, когда есть откуда ждать помощи.

— Родовые традиции и взаимопомощь — основа существования членов любого рода. Имей это в виду, Паша, когда со временем сам возглавишь наш древний род.

Ксения с замиранием сердца слушала отца. Еще бы! Ведь она стала невольным свидетелем наставлений, которые давались им будущему главе их рода! Нет, она не ревновала к Павлу — ведь тот был наследником их отца, а она прекрасно знала, что согласно родовым традициям этот «титул» может носить только старший представитель мужского пола, если, конечно, таковые имеются в семье.

А сын просветленным взглядом посмотрел на отца:

— Верь мне, папа, — я не подведу наших предков! — заверил он.

— Нисколько в этом не сомневаюсь! — констатировал тот. — А теперь прошу всех к столу, дорогие мои!

Степан Петрович взял в руку фужер и встал со своего места. Встали и все остальные.

— Разреши, Паша, поздравить тебя с успешным окончанием Морского корпуса! Мы все гордимся твоими успехами в учебе. Так держать, старший гардемарин!