И рассмеялся.

Такая реакция смутила Дантеса. Он зашипел:

— Чего ты ржешь?! Или спятил? А ну заткнись! Заткнись я сказал!

— Дантес, ты идиот!

Такое откровение сбило противника с толку. Он непонимающе посмотрел на меня, пытаясь все же понять причину моего веселья. И он ее понял буквально через мгновение — когда Харуко, выскочившая из кустов, сбила его с ног.

Я тут же подскочил, отпнул пистолет в сторону. Вторым ударом вырубил Дантеса.

— Харуко!

Но девушка и сама поняла, что от нее требуется. Он подбежала ко мне, одним движением сорвала ошейник. Потом помогла освободиться Смит.

Я активировал Дар, заставив наручники со звоном отскочить в стороны. Ярости в моей душе было много, и она сыграла как прорезающее горючее — благо в памяти остались конструкты, которыми пользовался Крыса.

Я подошел к Смит, помог ей подняться.

— Александр!.. — успел вскрикнуть он.

Но я услышал тяжелое дыхание Дантеса еще до того, как он успел подойти ко мне.

Я ударил его с левой. И удар, подкрепленный артефактами Коха, выдался мощным. Дантес даже не успел понять, что произошло. Просто шамкнул сломанной челюстью и вновь упал на землю.

Я глянул на Смит и Харуко, коротко бросил:

— Идите.

Они поняли меня без лишних вопросов. Я же решил поставить точку в деле с Дантесами. Хватит милости. Хватит прощения. Пора принимать жесткие решения.

И я их принял.

Точный удар, подкрепленный артефактами перчатки, отправил Дантеса к праотцам. Он долго напрашивался. Что ж, сегодня я оказал ему такую услугу.

Я отбросил тело в сторону, сам глянул на храм.

— Александр! — это была Харуко.

Она вернулась ко мне.

— Один ты не справишься, — прочитав мой взгляд, произнесла она.

— Как тебе удалось спастись?

— Я увидела тень в комнате Смит, но предупредить тебя не успела — все произошло слишком быстро. Мне удалось спрятаться. Я двинула по следу и как видишь помогла тебе!

Она с гордостью расправила плечи.

— Спасибо тебе! — поблагодарил я. — Ты и вправду меня спасла. Где Смит?

— Она ждет в машине. Я пришла за тобой.

— Но… — кивнул я на храм.

— Нам не справиться. Архитектор заполучил Распутина, а значит их суммарная мощь велика. Нам не справиться.

Это действительно было правдой, колючей и горькой, с которой мне не хотелось смириться.

— Нам нужно отступить, — нехотя произнес я. И тут же уточнил: — Но лишь для того, чтобы собраться с силами и найти поддержку.

— У кого же мы ее будем искать? — насторожилась Харуко.

— У зауряд-поручика кадетского корпуса Семен Семеновича Шмыгаля, — ответил я.

* * *

Идти с поклоном к Шмыгалю у меня не было никакого желания. Но я понимал, что это самый быстрый способ собрать силы — реальные силы, — чтобы противопоставить их Распутину. Попасть к Императору нереально, дольше пороги оббивать будешь. А Шмыгаль, хоть и скверный по характеру человек, но мог все же выслушать и помочь.

— Кто такой это Шмыгаль? — спросила Харуко.

— Это заноза всего кадетского корпуса. Но он нам поможет. По крайней мере, я на это надеюсь. Поехали!

Я и вправду рассчитывал на помощь Шмыгаля, хотя и сомневался, что он даст мне хотя бы договорить. Однако у него был доступ к оружию. Да и силой он обладал огромной.

Мы доехали до кадетского корпуса, зашли внутрь. Харуко заранее надела бейсболку, чтобы походить на парня и не привлекать лишний раз охрану. Шмыгаль сидел в своем кабинете, заполнял какие-то бумаги. В углу у него стоял маленький телевизор, по которому показывали черно-белое кино.

— Пушкин? — воскликнул Шмыгаль, когда мы зашли к нему в кабинет. — Ты что тут делаешь?

Он отложил карандаш, перевел глаза на мою спутницу, спросил:

— А это кто такой? Что-то я не помню его.

— Он, точнее она, со мной, — ответил я.

— Она?!

— Семен Семенович, послушайте, у меня важное дело к вам.

Шмыгаль фыркнул, внимательно осмотрел Харуко. Потом повернулся ко мне, спросил:

— Так что ты тут делаешь? Мне передали, что ты заболел.

— Не совсем так, — произнес я. — Семен Семенович, у меня к вам серьезный разговор.

— Даже так? — нахмурился тот. — Заявление принес?

— Какое заявление? — не понял я.

— Ну серьезный разговор — это про увольнение обычно. Все так начинают. Не выдерживают условий кадетских и уходят. Только предупреждаю сразу — с белым билетом тебя точно никуда не возьмут, ни государственной тебе службы, ни тем более военной.

— Нет, — покачал я головой. — Увольняться я не собираюсь. Я по другому вопросу.

— А что же тогда? — окончательно растерялся Шмыгаль.

Я не знал с чего начать. Сказал:

— Дело государственной важности.

Шмыгаль пристально посмотрел на меня.

Я сделал глубокий вдох и начал рассказ. Я не стал говорить ему лишних деталей, но остановился в своем рассказе на Распутине и о том, что он создал тайную секту. Это были ничем не подкрепленные слова, я искренне надеялся, что меня не сочтут за идиота.

А еще я рисковал, потому что Шмыгаль и сам мог оказаться одним из адептов. Маловероятно, но все же. Хотя в это верилось с трудом. Шмыгаль из другого теста. Я осторожно рассказал о том, что разум Распутина захвачен неизвестной сущностью (говорить про иные миры и Архитектора тоже не стал — помнил про наказ Императора). Закончил тем, что нужно остановить Распутина иначе катастрофы не избежать.

Шмыгаль выслушал молча, потом произнес:

— Ты правда думаешь, что я в это поверю?

Ожидаемая реакция.

— Могу поклясться на крови честью рода! — тут же выдохнул я.

Такой аргумент заставил Шмыгаля нервно заерзать на стуле. Честь рода — для него это были не пустые слова, и к этому он относился очень серьезно. К тому же он знал, что обычно происходит с теми, кто не сдержал клятву рода. Я в данном случае поставил судьбу фамилии на кон. Большая ставка. Слишком большая. Но мог ли я поступить иначе?

— Это сильнее слова, — напряженно произнес он. — Но это слова…

Я вскинул руку вверх, создал родовую печать. И наложил ее на себя. Печать неярко вспыхнула и растворилась, оставляя в воздухе едва заметный след.

Шмыгаль долго молчаливо смотрел на то место, где она появилась. Я чувствовал — он поверял. Не фокус ли это? Не обман? Но все было взаправду. И он еще больше стал задумчив.