Я положила на стойку книги, которые надо было вернуть. К счастью, вышеназванной особы нигде не было видно, хотя я слышала шелест ее черного поношенного бомбазинового платья, которое она надевает в любую погоду, поскрипывание корсета на китовом усе, чувствовала запах нафталина. Значит, она где-то тут. Странно. Вдруг она как выскочит из-за стойки прямо на меня, словно чертик из коробочки. Я пискнула как мышка и отскочила, но не могла не восхититься ее резвостью и проворством — она же вовсе не молоденькая и совсем не так легка на ногу.

— Кого мы видим, — угрюмо сказала миссис Уиппл. — Неужели сама Кэлпурния Вирджиния Тейт? И, как всегда, подкрадывается незаметно.

Какая горькая несправедливость! Это я-то подкрадываюсь? Почему эта ужасная хранительница книг так меня ненавидит? Мы обе любим книги. Значит, по логике вещей, мы родственные души, но по какой-то странной причине мы терпеть друг друга не можем. Всегда и во всем. Может, пора заключить перемирие, зарыть боевые томагавки, протянуть оливковую ветвь, искренне извиниться за причиненное зло?

А может, и не пора.

Ярость во мне клокотала. Но я не дала ей выхода и проговорила самым что ни на есть сладеньким голоском:

— Добрый день, миссис Уиппл. Вы не думайте, я не собиралась подкрадываться. Это вы меня испугали. Как это вы умудряетесь так быстро двигаться, при таком-то весе… Ой…

Она вдруг побагровела, как свекла. Не хотелось бы оказаться виновницей ее смерти от апоплексического удара.

— Уходи, пожалуйста. У меня нет времени на таких записных нахалок, как ты.

Она повернулась ко мне спиной и направилась в секцию истории Техаса.

Изгнана из библиотеки! Новое дело! Что я маме скажу? Записная нахалка! Тут я сразу вспомнила о записке от дедушки. В определенных кругах, стоит только упомянуть его имя, и золотой ключик как по волшебству открывает двери, которые мне иначе ни за что не открыть. В других кругах — там, где царят невежественные, неумытые и неначитанные особи, — его с презрением именуют полоумным, «сумасшедшим прохфесором», распространяющим еретические, явно сомнительные, а может, и опасные идеи.

Миссис Уиппл знала, что дедушка — член-основатель Национального географического общества. Она знала, что он состоит в переписке со Смитсоновским институтом. Что бы она не думала о теории эволюции, ей приходилось признать, что дедушка — самый образованный человек от Остина до Сан-Антонио, а может, и еще дальше.

— Пока я еще не ушла, миссис Уиппл… Дедушка попросил меня взять для него эти книги, — я вытащила дедушкину записку и тщательно разгладила ее на стойке. — Видите, это для него. Для его исследований. Лично для него.

Она обернулась — сомнений нет, она поняла, для кого книжки. Недовольно поджала губы, но листок бумаги взяла, прищурила глаза, пробежалась по списку и не глядя на меня, пошла в хранилище, рявкнув через плечо:

— Двадцать минут.

Отлично. Есть время пройтись по магазину и, может даже, посмотреть, сфотографировалась ли уже Агги. С легким сердцем и легким шагом я направилась к центральной площади. Хорошо, что у нас есть такая замечательная библиотека. В большинстве округов Техаса библиотек нет и в помине. Доктор Юджин Кларк, врач, который умер молодым, завещал десять тысяч долларов на постройку библиотеки, чтобы молодая особа, которая ему отказала, могла пользоваться прекрасной библиотекой с залом, где можно будет наслаждаться литературой и музыкой.

Это здание было построено во имя любви. И теперь оно служит нам, жителям округа Колдуэлл, конечно, только тем, которые умеют читать.

Кэлпурния, тебе привалила удача. Даже если приходится иметь дело с такой Медузой Горгоной, чтобы получить книги. Немножечко несправедливо, совсем немножечко. Нет, сейчас, похоже, уже не совсем немножечко. К тому времени, как я дошла до главной площади, ясный, солнечный день затмился в моей душе маленьким черным облачком вины.

Почему миссис Уиппл так меня не любит? Если раньше у нее и не было причин меня не любить, теперь они уж точно появились. И никто, кроме меня, в этом не виноват. Я вспомнила свои слова, может, в них нет ничего особенного? Увы, это не так. По меньшей мере, я ей нагрубила. А если честно, проявила жестокость. Поставь себя на ее место (можешь даже запихнуть себя в корсет из китового уса). Она вдова, немолодая, влачащая скудное существование. Ей приходится терпеть таких нахальных детей, как… ну, как я. Она — Хранительница книг и заслуживает всяческого уважения. Ничего, что она словно считает все эти книги своими собственными, не хочет их отдавать в руки беспечным незнакомцам, которые отнесутся к ним без должного уважения, будут их трогать грязными руками или — страшный грех — подчеркивать и писать на полях. А может быть, даже совершат самое ужасное преступление — потеряют один из этих драгоценных томов! Подумать страшно!

А ты, Кэлпурния, жестокая девчонка. Надо как-то попытаться загладить вину. Искренне извиниться, а то угрызения совести замучают. Пусть не любит меня, если ей так нравится. Но я больше к ней плохо относиться не буду. Не заставите.

В магазине я изучила все духи, мыло и пудру, куда более разнообразные и изысканные, чем в нашей местной лавке. Мое внимание привлек роскошный кусок лавандового мыла в расписной жестяной коробочке. Отличный подарок для немолодой дамы. Я только легонько вздохнула и велела самой себе оставить все сожаления. Вытянула из кармана целый четвертак. Даже на мороженое с крем-содой не останется, но что поделаешь. Ничего, я себе еще заработаю. Будет у меня и мороженое, и крем-сода.

Я поднялась в чайную комнату на втором этаже. Там, среди кадок с пальмами, в позолоченных креслах сидели дамы и пили чай из тоненьких фарфоровых чашечек. Они ели крошечные-прекрошечные сэндвичи со срезанной коркой (даже не спрашивайте меня, зачем срезать с хлеба корку). Я полюбовалась на фигурный металлический потолок и медленно крутящиеся лопасти электрических вентиляторов. Тихо шипели трубы пневматической почты, с головокружительной быстротой переправляющие деньги и счета туда-сюда по всему магазину.

Я спустилась на первый этаж. Гарри покупал для отца сигары.

— Что у тебя, малышка?

— Это для миссис Уиппл из библиотеки. Как ты думаешь, ей понравится?

— Подходящий подарочек. Но с чего ты вообще вздумала дарить ей подарки?

— Я ей нагрубила.

Рассказала брату, что произошло, но не упомянула, что потратила все деньги. Честное слово. Он мне посочувствовал.

— Весьма похвально, малышка. Пойдем, я куплю тебе мороженое с крем-содой или мороженое с фруктами. Что хочешь.

— Правда? — жизнь сразу заиграла новыми красками.

Мы уселись рядышком на крутящихся стульях у прилавка, где продавали газировку. Гарри заказал совершенно новый десерт — разрезанный вдоль банан, экзотический, дотоле невиданный фрукт, а внутри взбитые сливки. Ну, а я, конечно, попросила мороженое с крем-содой. Я с восторгом глядела на то, с какой привычной легкостью продавец готовит коктейль — набирает шарик мороженого, добавляет ароматную крем-соду, старается, чтобы пена дошла прямо до края высокого стакана в форме тюльпана — до самого края, но не через край — кладет сверху порцию сверкающих взбитых сливок и яркую красную вишенку. А потом ставит стакан на гофрированную бумажную салфетку, а рядом кладет и ложечку, и соломинку.