А евреи между тем, если пользоваться терминологией Льва Гумилева, обладают достаточным зарядом пассионарности для того, чтобы в любых условиях, при любом режиме стремиться занять как можно больше ключевых позиций как во власти, так и в экономике. Такая модель поведения – столь же естественный элемент религиозной культуры, спроецированный на реальную жизнь, как, например, стремление представителей протестантской церкви к выгоде в бизнесе. Протестантская этика, подарившая миру столько успешных бизнесменов, банкиров, дельцов самого разного рода, говорит, что успех в бизнесе – есть отражение Божьего благословения.[82]Этика иудейская говорит практически о том же. В Ветхом Завете Яхве, предсказывая судьбу еврейского народа, говорит, что если почитающие его не будут исполнять Божиих законов, то он предаст их проклятию и низведет до глубочайшего падения и рабства. Но, если законы соблюдаться будут, Яхве обещает: «Ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы;и господствовать над многими народами, а они над тобою не будут господствовать».[83]Вполне естественно, что представители этого народа, живущие без собственного государства, рассеянные по всему миру, действуют в соответствии с указаниями Господа и стремятся достичь успеха в бизнесе и политике: это стремление тысячелетиями внушает им их вера. Тут нет и следов пресловутого «еврейского заговора», о котором так любят толковать квасные патриоты: это нормальная модель поведения, сформированная религиозными представлениями. Столь же нормальная, как, скажем, приверженность русских к «авральной» системе работы, сформированная климатическими особенностями и аграрным характером нашей страны. Соответственно, в государственном аппарате Австро-Венгрии было довольно большое число евреев, что не могло вызывать горячей любви к ним у представителей народа, считающего себя единственным обладателем права на власть. Немало было и славян, но они стремились занять ключевые позиции в своих регионах, так что отрицательное к ним отношение не охватывало всю страну. Отчаянные националисты-«чехоеды» были в чешской части империи, ненавистники мадьяр – в венгерской и т. д. Но евреи стремились в те сферы, которые охватывали всю страну.

Из этих корней и вырастал бытовой антисемитизм, так ярко выражавшийся в городских условиях и несколько менее выраженный на селе. Собственно, примерно об этом писал Адольф Гитлер в «Моей борьбе»: «Теперь мне трудно, если не невозможно, сказать точно, когда же именно я в первый раз в своей жизни услышал слово „еврей“. Я совершенно не припомню, чтобы в доме моих родителей, по крайней мере при жизни отца, я хоть раз слышал это слово. Мой старик, я думаю, в самом подчеркивании слова „еврей“ увидел бы признак культурной отсталости. В течение всей своей сознательной жизни отец в общем усвоил себе взгляды так называемой передовой буржуазии. И хотя он был тверд и непреклонен в своих национальных чувствах, он все же оставался верен своим „передовым“ взглядам и даже вначале передал их отчасти и мне. /…/ Единственным признаком я считал разницу в религии. Я думал тогда, что евреи подвергаются гонениям именно из-за религии, это не только отталкивало меня от тех, кто плохо относился к евреям, но даже внушало мне иногда почти отвращение к таким отзывам. Тон, в котором венская антисемитская пресса обличала евреев, казался мне недостойным культурных традиций великого народа. Надо мною тяготели воспоминания об известных событиях средневековой истории, и я вовсе не хотел быть свидетелем повторения таких эпизодов. Антисемитские газеты тогда отнюдь не причислялись к лучшей части прессы, и поэтому в борьбе этой прессы против евреев я склонен был тогда усматривать продукт озлобленной ненависти».[84]

Нет, конечно, австрийцы не выдумали велосипед и не изобрели антисемитизм заново. Такого рода настроения были в Австро-Венгрии, что называется, от века. Всплеск их в конце XIX века был связан с общей либерализацией внутренней политики империи и общим ослаблением позиций правящих слоев, что позволило представителям других народов, населяющих это государство, в той или иной мере принимать участие в управлении им. То есть фактически евреи получили право участвовать в государственной жизни и со всей присущей их народу пассионарностью реализовали его в той мере, в какой это только было возможно, оставляя далеко позади сограждан других национальностей, гораздо медленнее реагирующих на перемены.

При чем же здесь Германия? Несмотря на то что Германия и Австро-Венгрия остались, по воле Отто фон Бисмарка, разными государствами, граница между ними была по большей части весьма иллюзорной. То есть, разумеется, на всех ключевых пунктах, на дорогах и иных транспортных артериях стояли блок-посты, однако попробуй закрой полностью границу, проходящую в горах! Естественно, что между двумя странами свободно циркулировали не только товары, но и новости, слухи, сплетни, расползавшиеся от южной границы объединенной Германии на север. Да и развитие прессы и почтовой связи в Европе весьма облегчало распространение информации между двумя государствами. Что же говорить о том, во что обошелся Германии импорт такого «товара», как молодой венский художник Адольф Гитлер, решивший пожить некоторое время в Мюнхене!

Впрочем, одним австрийским влиянием тут все не объяснишь. Поэтому следует привести второе объяснение – кризисную ситуацию. Говоря точнее – тот кризис, в который вылилось для Германии поражение в Первой мировой. Ситуация была более чем серьезной, даже если оставить в стороне такие аспекты, как шок, вызванный столкновением реальности и пропагандистского мифа, разрушение представлений о незыблемости созданного полвека назад государства, крушение множества надежд и планов. Страна оказалась в чрезвычайно тяжелом положении: ее экономика была ослаблена расходами на войну, а тут еще по ней ударили многомиллионные репарации, назначенные союзниками-победителями, которые руководствовались тезисом «Германия заплатит за все»;закрылось множество предприятий, выпускавших военную или «околовоенную» продукцию; единовременная демобилизация армии и флота переполнила рынок труда безработными. Результатом этого были гиперинфляция и безработица. Деньги обесценивались быстрее, чем их успевали допечатывать, а объявление «ищу работу любого рода» надолго стало едва ли не девизом большинства немцев.

Тут нельзя не упомянуть о том, что страны-победители как раз в те годы буквально собственными руками ковали будущую войну. Не увлекись те, кому улыбнулась военная удача, назначением наказаний для Германии, не преврати они закономерное и законное взимание компенсации в позорную казнь для недавнего врага, глядишь, и не было бы Второй мировой. В первую очередь потому, что не было бы почвы, на которой выросла и развилась партия, возглавляемая Адольфом Гитлером. Не было бы затяжной череды кризисов, отторжения земель, грабительских репараций – кто бы обратил внимание на антисемитские высказывания отставного ефрейтора? Но дело даже не в этом.

Для нас в этом разделе важнее то, что в начале 20-х годов, когда Германия находилась в уже описанном выше тяжелейшем положении, германские евреи значительно выделялись на фоне остального немецкого народа. Выделялись тем, что намного легче переживали кризис. Речь не идет о тех немногих, кто имел отношение к банковскому капиталу или, подобно президенту Эберту, занимал видные государственные посты.