— Подожди, сигарет еще куплю.

Сокол отошел к киоску, а я остановилась перед вывеской какого-то туристического агентства. Яркий плакат обещал незабываемый отдых на морском побережье, прогулки по ночному Парижу и знакомство с девственной природой Новой Зеландии. Внутри, за огромным окном, сидела на диванчике парочка, уже, наверное, присмотревшая для себя симпатичное бунгало где-нибудь на Мальдивах: худенькая блондиночка и обнимавший ее темноволосый красавчик с интересом внимали прохаживавшемуся перед ними джентльмену в шикарном костюме, очевидно расписывавшему влюбленным прелести океанского побережья. Везет же!

Я с сожалением отвернулась. На высоком крыльце агентства сидела, подперев ладошками щеки, девочка. На вид не старше семи и хорошенькая, как куколка. Золотисто-каштановые кудряшки спадали почти до самых ступенек, а ярко-карие глаза, когда она посмотрела на меня, вспыхнули звездочками. Показалось, что я снова вижу одну из фей…

— Привет, — сказала девочка.

— Привет.

Она поднялась со ступенек, поправила юбочку и подошла ко мне. Быстро огляделась и заговорщически подмигнула:

— Все будет хорошо, ты не бойся. Хочешь, подарю тебе… что-нибудь?

Я растерялась и не нашлась с ответом: девочка была еще маленькая, но все же уже не в том возрасте, когда с милой непосредственностью пристают с разговорами к незнакомым взрослым.

— Подарю, — решила она. Порылась в карманах, не нашла ничего и попросту оторвала от своей блузки маленькую синюю пуговку. — Держи.

— Лара! — позвал вышедший на крыльцо мальчик лет десяти, одетый, несмотря на жару, в спортивную курточку с капюшоном. — Идем, пора.

Он взглянул на меня лишь мельком, но я отчего-то смутилась и спрятала подарок за спину.

Девочка еще раз подмигнула мне напоследок и скрылась за массивной деревянной дверью. Странная. Оба они странные. Но пуговку я не выкинула — положила в карман. А через миг увидела Лару в окне агентства. Она смотрела на меня, прижавшись к стеклу, и что-то говорила, но уличный шум мешал разобрать слова. Кажется, что-то…

— Приготовься, — расслышала я вдруг четко.

Приготовиться? К чему?

Возмущенные возгласы и визг тормозов за спиной заставили резко обернуться. Вылетевшая на тротуар машина прижала меня к стене, распахнулась дверца, и меня, не успевшую ничего толком понять, втащили в салон. Лицо уткнулось во что-то влажное, и в нос ударил приторный аромат лжеволшебного сада…

Боже, до чего же странная девочка. Почему она сказала мне приготовиться? Почему не бежать? Не прятаться?

Я лежала на холодном линолеумном полу незнакомой комнаты. Обшарпанные стены, заклеенные газетами окна, с потолка свисала на длинном шнуре грязная лампочка. Наверное, здесь собирались делать ремонт — вон, и корыто с цементом приволокли, — но так и не успели. Или цемент не для этого? Вспомнились старые фильмы про гангстеров…

— Здравствуйте, Анастасия, — послышалось… откуда-то.

Я огляделась, но не смогла определить источник звука.

— Здравствуйте, — настойчиво повторил голос, показавшийся мне теперь знакомым.

— Здравствуйте, — проворчала я, поднимаясь с пола. Голова еще гудела, и я не решилась встать на ноги, лишь села, обхватив руками колени.

— Простите, что пришлось пригласить вас таким… оригинальным способом. И простите, что вынужден принимать вас в столь непрезентабельном месте.

— Снимите номер в «Европейской», я подожду.

В ответ раздался тихий, но такой мерзкий смех, что я сразу вспомнила его обладателя.

— Так и не покажетесь, господин фокусник?

— Отчего же?

Акопян шагнул мне навстречу из разверзнувшейся в пространстве дыры, но не прозрачной проекцией, а вполне материальным человеком. Я отшатнулась от неожиданности, но быстро взяла себя в руки.

— Телепортация? — спросила заинтересованно.

— Иллюзия. Она скрывает от вас часть помещения.

— Иллюзионист, — процедила я сквозь зубы, и карой мне стал тот же гаденький хохот.

Когда он не парил над кукурузным полем, некромант не выглядел столь пугающе. Вполне обычный мужчина в расцвете сил, как говорится, невысокого роста и чуть полноватый. Черные с проседью волосы блестели от геля и были тщательно зачесаны назад (очевидно, чтобы скрыть плешь), усы аккуратно подстрижены, все остальное тоже строго по канону: черный костюм, белоснежная рубашка, дорогие запонки и отполированные туфли. Не хватало только гвоздики в петлице. А еще лучше: переодеть Алекса в спортивный костюм, всучить ему целый вазон этих самых гвоздик и поставить на рынке, так будет естественнее, потому что весь этот внешний лоск ему не шел совершенно — подуй, и слетит, как шелуха.

— Зачем вы меня похитили?

— Похитил? Я всего лишь хотел поговорить, Анастасия. Без свидетелей. А после этого вы вольны идти, куда пожелаете.

— Тогда говорите быстрее.

«Что ему нужно? — пульсировало в висках. — Чего добивается? Хочет узнать, где прячут Сережку? Что-то еще?»

— Сокол рассказывал вам о своей работе в проекте Ван Дейка? — Первый вопрос оказался полной неожиданностью.

— В общих чертах.

— И что именно, позвольте полюбопытствовать?

— Ну, он… То есть вы… Вы вместе искали способ остановить голландца…

— Ложь! — Обличительный выкрик получился похожим на истеричный взвизг. — Ложь до последнего слова! Целью проекта, Анастасия, было вовсе не остановить голландца, а разобраться с разработанным им механизмом переноса сущности или души, если будет угодно, в новое тело. Спросите зачем? Затем, что это открывает невероятные перспективы. Для избранных, естественно. Коротко говоря, бессмертие, если вы еще не поняли. Вечная жизнь, которую можно было бы продавать за огромные деньги тем, у кого эти деньги есть.

Не знаю, что отразилось на моем лице после этого заявления, но Акопян принял это что-то за недоверие.

— Зря вы так скептически настроены. Деньги правят этим миром с незапамятных времен. Это единственный бог, которого никогда не предадут ради новой веры. Или вы хотели сказать, что Сокол, ваш друг и покровитель и, несомненно, кристальной души человек, не исповедует этой религии? Возможно, за время, проведенное с ним, вы уверились в том, что он не озабочен финансовыми проблемами, — так это и неудивительно. У него попросту нет финансовых проблем. Ведь он давно уже торгует пусть не бессмертием, но здоровьем, красотой, молодостью. Люди не скупятся, оплачивая подобный товар. А ваш Сокол… Целитель. Природник. Даже не Гиппократ — сам Асклепий… По его собственному мнению конечно же. Разве такому тяжело заработать в мире, загибающемся от всевозможных болезней? Это мне с моими способностями нелегко было пробиться. Что я, некромант, мог выставить на продажу? Пообещать скорбящим родственникам, что их горячо любимый и недавно почивший дедушка по-прежнему будет украшать собой семейные ужины? А дня через три появится запах. Предложить промышленникам в качестве дешевой рабочей силы зомби? А как же китайцы? Зомби-китайцы? Право, это смешно. Мне нечего было продавать, а потому я взялся за дело Ван Дейка с радостью и не скрываю этого. Но Сокол, ваш Сокол намного хуже меня. Его действительно не интересовали деньги — его интересовала сама работа. А знаете, в чем она заключалась? Мы изучали вместилище. Вместилище номер семь. Долгих четыре года. Не было полноценного вселения, было тело, в котором Сокол поддерживал жизнь, чтобы не дать голландцу вырваться и отправиться на новые поиски, а сам тем временем проводил тесты, самые безобидные из которых надолго лишили бы вас сна и аппетита. Он жил этим, работой и своей безумной фантазией, позволительной только состоятельным мечтателям вроде него. Знаете, о чем он мечтал? Он не хотел продавать бессмертие, он хотел раздавать его достойным. Всаживал иглы под кожу парня, когда-то бывшего провинциальным экстрасенсом, и сокрушался о том, что Желязны не дописал «Хроники Амбера». Говорил, что, когда мы закончим, ничего подобного уже не случится. Радовался этому и не страдал от мук совести. А что тут такого? Мир потеряет парочку юных раздолбаев, и без того не ценящих свою жизнь, зато получит вечного Да Винчи и долгоиграющего Моцарта.