Кто бы мог подумать, что повеса превратится в источник силы и покоя? Было трудно устоять перед его уговорами прежде... А теперь становится еще труднее.

– Это далеко? – спросила она. Он искоса посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду ювелира? Нет, это рядом, как раз за углом.

Серые рысаки замедлили бег и свернули на узкую улочку, где дома лепились друг к другу. Это был один из тех районов, где газового освещения не было. Если бы не фонари кареты, темнота была бы непроглядной. Ни в одном из домов не горело ни огонька.

Пруденс прижала к себе полированную шкатулку.

– Никогда не думала, что в столь поздний час можно продать украшения. Вы уверены, что это можно сделать?

Он улыбнулся и пустил лошадей шагом к высокому узкому дому.

– Уверен. Я много раз имел с ним дело. Он не станет возражать, что мы его потревожим.

Пруденс кивнула. Острые края шкатулки впивались ей в грудь. Это глупо, твердо сказала она себе. Она давно знала, что придется продать украшения матери, и когда этот момент настал, она цеплялась за последние материальные напоминания о родителях.

Лорд Каррадайс проворно спрыгнул на землю, привязал лошадей и протянул руку Пруденс. Набрав в грудь воздуха, она вложила свою руку в его ладонь, но, к ее удивлению, он лишь поцеловал ей руку.

– Будет лучше, если я отправлюсь к Ситчу один, – сказал он. – Дайте мне шкатулку, я все улажу.

– Не надо меня жалеть... – начала она.

– Дело не в этом. Ситч – хитрая бестия. Если он увидит, что в столь поздний час к нему пришла женщина, то поймет, что дело неотложное, и снизит цену. Совсем другое дело, если я зайду к нему по дороге в игорный дом обменять несколько безделушек на наличные. Он к таким визитам привык. – Лорд Каррадайс протянул руку к шкатулке.

Пруденс в последний раз подняла крышку, вынула стопку носовых платков и нащупала потайной замочек.

– Шкатулка с двойным дном, – пояснила она. Несмотря на темноту, Пруденс заметила, как приподнялись его брови.

– Это было необходимо. Дедушка обыскивал наши вещи. Когда мне было одиннадцать, он забрал мамины бриллианты. Сказал, что она падшая грешница, а ее украшения – мерзость Иезавели. – Ощупывая дно шкатулки, Пруденс быстро взглянула на Гидеона. – Только это не так! Она была милой, доброй, красивой, а он – грешный и злой. – Сделав глубокий вдох, она продолжила: – Я сшила из чулка кошелек для оставшихся маминых украшений и прятала его под нижними юбками. Они принадлежат моим сестрам и мне, а не ему! Но было трудно постоянно носить их, они довольно тяжелые. Поэтому я попросила помощника конюха сделать в этой старой убогой шкатулке фальшивое дно.

Пруденс подняла на Гидеона глаза, ее взгляд был почти озорным.

– Она стояла открытой у всех на глазах, на моем туалетном столике, наполненная носовыми платками, и дедушка ничего не заподозрил, хотя и понимал, что драгоценности спрятаны. Отец моей матери был богат, хотя и не знатного происхождения. Она забрала украшения, когда они с папой убежали.

– А, тайный брак.

– Нет, брак по любви, – поправила его Пруденс. – Они очень любили друг друга. Мамин отец не хотел, чтобы она связала свою жизнь с беспутной аристократией, а дедушка не желал, чтобы его сын женился на простолюдинке. Поэтому они убежали в Италию.

Найдя наконец потайную пружину, Пруденс подняла фальшивое дно шкатулки. Она погрузила пальцы в маленький клад фамильных сокровищ. Пруденс знала их наизусть. Вот сапфировое ожерелье и серьги... такие яркие, синие. Как глаза у мамы и Чарити. Пруденс всегда мечтала, что Чарити наденет их на свадьбу, как мама...

Вот тяжелое, прохладное жемчужное колье, которое мама так любила. Пруденс прикрыла глаза, вспоминая, как папа застегивал его на изящной маминой шее. Замочек был тугой и застегивался с трудом. По этому поводу всегда было много шуток и смеха. Но всякий раз, застегнув колье, папа целовал маму в затылок... смех стихал... и воздух в комнате, казалось, начинал странно вибрировать.

Ребенком Пруденс этого не понимала, но вдруг, спустя годы, сидя в фаэтоне на темной лондонской улице, она поняла, что за напряжение охватывало тогда ее родителей.

Страсть.

Открыв глаза, она увидела, что лорд Каррадайс молча смотрит на нее. И когда глаза их встретились, казалось, воздух зазвенел и завибрировал.

Время остановилось. Гидеон протянул ей руку, ей очень хотелось взять ее. Но когда она подняла руку, один из рысаков всхрапнул и норовисто забил копытами. Пруденс ухватилась за борт фаэтона, а лорд Каррадайс пошел помочь груму.

– Это крыса, милорд, большущая, – услышала она голос Бойла. – Попала прямо под копыта.

Пруденс вздрогнула. Она смотрела на лорда Каррадайса. Поглаживая лошадь по шее, он бормотал что-то успокаивающее, грум успокаивал вторую лошадь.

Момент упущен. Пруденс нужно верить, что он никогда не повторится. Она последний раз взглянула на содержимое шкатулки и заморгала, отгоняя жгучие слезы. Подлинным наследством матери были ее дочери. Что значат оправленные в металл холодные камни по сравнению со счастьем ее детей? А память... память в ее сердце, а не в этой старой шкатулке...

– Вы ничего не хотите оставить?

Пальцы Пруденс сжали медальон. Он был сломан, хотя замочек, без сомнения, можно починить. Медальон был из золота и довольно большой, так что за него можно выручить хорошую сумму. Пруденс открыла медальон. Бросив последний взгляд на миниатюрные портреты, она молча повторила клятву, которую дала умирающей матери, – позаботиться о сестрах.

– Нет, ничего, – попыталась сказать она, но слова застряли в горле.

Тряхнув головой, она дрожащими пальцами закрыла медальон и хотела положить его в шкатулку. Портреты не похожи, сказала она себе.

Гидеон остановил ее, удержав руку, сжимавшую медальон.

– Оставьте это. – Его голос прозвучал неожиданно хрипло. – Если понадобится, вы сможете продать его позже, а пока оставьте.

Ее пальцы благодарно сжали старую золотую вещицу. Пруденс осторожно закрыла шкатулку и вручила ее Гидеону.

– Я уверена, вы получите за них хорошую цену, – прошептала она.

Черт побери, подумал Гидеон, неужели она счи тает, что он из тех мужчин, кто станет торговаться из-за дамских безделушек? Он был так взволнован, что почти выхватил у нее шкатулку. Было невыносимо видеть ее столь уязвимой и все же решительно настроенной не принимать его помощь.

Он дернул шнурок. Дверной колокольчик заливисто зазвенел, будя обитателей дома. Через несколько минут наверху отворилось окно, и выглянул старик Ситч в ночном колпаке.

– Кто там? – дрожащим голосом спросил он.

– Каррадайс, – коротко ответил Гидеон.

Что-то проворчав, старик исчез и через несколько минут открыл дверь.