Марк удивленно воззрился на жену.

— Но ведь ты ее адвокат! Ты не имеешь права думать так о ней!

— Может, ты и прав. — Кэсси тяжело вздохнула. — Мне тут из Калифорнии прислали кое-какой дополнительный материал… На женщину, которая вполне может оказаться Хизер. А взгляни на этот снимок! Или вспомни те, что были опубликованы в газетах. Сходство просто потрясающее! И что тут прикажешь делать? Предположим, я запаслась свидетелями, готовыми подтвердить, что сходство почерков отнюдь не является решающим доказательством. Но больше-то у меня ничего нет! Ничего! Хизер, конечно, моя подруга, и я нежно ее люблю, однако мне не на чем строить свою защиту. — Кэсси безнадежно покачала головой. — Она не дала мне в руки ни единого факта, за который можно было бы зацепиться!

— Собери данные на Лизу. Все, что сможешь.

— Хизер это не поможет.

— А вот тут ты не права. Поможет, и еще как — если она все-таки Лиза. Если она Лиза и в то же время она — та, которую мы все знаем и любим, тогда у нее может оказаться весьма и весьма уважительная причина переехать того парня. Та Хизер, которую я знаю, не убийца. Она отнюдь не истеричка и не сумасшедшая. Напротив, это спокойная, уравновешенная женщина, которая ничуть не подвержена диким приступам ярости или человеконенавистничества. Она не страдает маниакально-депрессивным психозом и вполне вменяема. Стало быть, у нее была причина, и причина достаточно веская. Найди ее, и многое станет понятно. Послушай, до сих пор ты была поглощена только одним: как доказать, что Хизер это и есть Хизер и она никак не связана с Лизой Мэтлок. Но не кажется ли тебе, что пришло время взглянуть на это дело под совершенно другим углом?

Кэсси развернулась и посмотрела мужу в глаза.

— И как ты себе это представляешь? — Это был не вопрос, а скорее всплеск раздражения и накопившейся за это время усталости. — Может, ты думаешь, что мне что-то известно? Что у меня в рукаве какие-то козыри? Уверяю тебя, — нет. Мика по самые уши в долгах — он влез в них, когда решил купить новое оборудование. А чтобы вести расследование, нужны деньги. — Иначе как я раздобуду нужную мне информацию касательно Лизы?

— А Гриффин?

— Гриффин — неместный. И к тому же он журналист.

— Но ведь это он добыл для тебя этот снимок!

— Ну, положим, не для меня, а для Поппи, — проворчала Кэсси. — Нет, Марк. Чтобы собрать сведения, мне нужен детектив, причем независимый, а это связано с огромными расходами: оплата отелей, авиабилетов, бензина и так далее. Его гонорар — тоже деньги немалые. И не забывай о взятках — как подсказывает опыт, когда ведешь расследование, без них не обойтись. Ну и что же мне делать?

— Обратись к Гриффину.

— Я ему не доверяю.

— Неужели все дело в этом? Или тебе мешает гордость?

От возмущения Кэсси едва не проглотила язык.

— Это нечестно!

— Кэсси, разве я тебя не знаю? Ты страшно самолюбива. И, по-моему, ты сама это признала — если не ошибаюсь, на прошлой неделе.

Точно — во время сеанса у психотерапевта. Слово в слово. И тем не менее Кэсси немедленно ощетинилась.

— Ты передергиваешь! Я сказала, что горжусь тем, что я делаю, может быть, даже слишком. Но я никогда не говорила, что могу отказаться от чьей-то помощи из глупой гордости или уязвленного тщеславия.

— Да ну?

— Гордиться своей работой — это похвально. Тут нет ничего плохого. Конечно, ты можешь упрекать меня в том, что я трачу слишком много времени на каждое дело. Но для моих клиентов это благо. А отказаться от помощи просто из гордости — это неправильно. Это значит, что я отказываюсь сделать для своего клиента все, что нужно. Но я не настолько плохой адвокат, и ты это прекрасно знаешь.

— Забудь ты о том, что ты адвокат. Думай просто как женщина, как нормальный человек. Ты ведь и в самом деле гордишься тем, что все делаешь сама. Разве нет?

— Должен же кто-то это делать!

— И лучше всего, чтобы этим человеком была именно ты. Брось, Кэсс, — отмахнулся Марк. — Вспомни — ты ведь уехала из города сразу же, как окончила школу. А должна была остаться. И вот теперь ты как будто стараешься наверстать это время.

Каких-то восемь лет, с горечью подумала Кэсси. Всего восемь лет прошло после того, как она, став юристом, снова вернулась домой. Но за эти восемь лет умерли ее отец — от рака, сестра — от передозировки наркотиков, мать — от тоски и одиночества. И с тех пор Кэсси казнила себя — хотя, сказать по правде, она не знала, чем могла бы помочь, останься тут. Так продолжалось до тех пор, пока она не вышла замуж и не стала матерью. Материнство перевернуло всю ее жизнь. Возможность создать свою семью, вырастить детей стало для нее еще одним шансом. Работать не покладая рук, чтобы помогать другим людям, — вторым. Но, несмотря на это, Кэсси чувствовала, что всей ее жизни не хватит, чтобы искупить тяжкий грех, который камнем лежал у нее на душе — ее не было рядом, когда самые близкие ей люди отчаянно нуждались в ней.

А Марк продолжал:

— Тебе нет нужды постоянно что-то доказывать самой себе. Неужели ты и впрямь боишься, что у кого-то повернется язык упрекнуть тебя? После всего того, что ты сделала для жителей этого города?

— Да, боюсь. — Голова Кэсси упала на грудь. — Живы еще друзья моих родителей, и они помнят, что я сделала. Тот же Альф, к примеру. Думаешь, я не чувствую, на что он намекает, когда в очередной раз повторяет, что прожил здесь всю свою жизнь? А Натаниель Роу? Он всегда такой любезный, улыбается, но глаза у него холодные. Ему ненавистно все, что я делала все эти годы. И если я сейчас обращусь за помощью к Гриффину Хьюзу, старая гвардия сомкнет ряды и ополчится на меня.

— А тебе не все равно?

— Конечно, не все равно. Естественно, мне хотелось бы заслужить их уважение. Но ведь остается еще Хизер, и одному Богу известно, что я сейчас испытываю по отношению к ней. В жизни еще не чувствовала себя так глупо.

— Позвони Гриффину, — снова повторил Марк и встал. — Я иду спать.

* * *

Поппи лежала без сна. В комнате было достаточно светло — в небе, словно желтый фонарь, висела луна, и снег ослепительно сверкал и переливался в ее лучах, как серебряная фольга. Не спалось ей вовсе не потому, что ее осаждали мысли о Гриффине, хотя поначалу она и в самом деле думала о нем. И Хизер была тут ни при чем, пусть она тоже весь вечер не выходила у Поппи из головы.

Сейчас перед ее мысленным взором стоял Перри Уокер. Он был красив — высокий, почти шести футов роста, с широкими плечами и шапкой густых светлых волос, всегда смеющимися глазами и обаятельной улыбкой — таких называют душой компании. Он и был ею — до самой своей смерти. В тот вечер он рассказывал ей какой-то анекдот — вернее, пытался перекричать рев снегоката. То ли анекдот оказался довольно старым, то ли просто плоским, но Поппи позволила себе высказаться откровенно по поводу того, что она об этом думает. Она не помнила, что он ответил. А может, не расслышала. То, что последовало вслед за этим, было настолько жутко и дико, что все мысли разом вылетели у нее из головы.