Я делаю шаг вперёд и слышу ещё один приказ:

— Закрой дверь. — А за ним следующий, в котором отчётливо сквозит раздражение: — Садись скорее же! У меня нет на тебя много времени!

Опускаюсь на самый край кресла. Спина прямая, руки на коленях. Так и должна сидеть перед отцом молодая леди.

— Вы меня вызывали, ваша светлость?

Отцом я называю его только в мыслях. Когда была помладше — папой. Но вслух только «ваша светлость» или «сиятельный герцог». По-другому нельзя. За другие... опрометчивые слова... может последовать наказание. Говоря откровенно, наказание может быть за что угодно, поэтому я стараюсь больше молчать и вообще не попадаться отцу на глаза.

Но когда он вызывает сам...

— Я всё устроил, — откладывая одну бумагу и беря в руки следующую, украшенную вензелями и гербом Фарморов, говорит его светлость.

Я молчу, ожидая, что он продолжит, объяснит, что и для чего устроил, но отец тоже замолкает. Тишина, напряжённая, давящая, заставляет меня всю внутренне сжаться.

— Не спросишь, что именно? — наконец удостаивает меня коротким взглядом.

Я с трудом отмираю:

— Я ждала, что вы сами...

— Вот именно: я сам. Всё и всегда сам. Иногда мне кажется, Раннвей, что тебе было бы лучше родиться цветком в оранжерее, а не драконицей. Не Фармор! Что будешь делать, когда меня не станет? Зачахнешь?

— Я...

Он резко перебивает:

— Через месяц (тянуть не имеет смысла) ты и Эндер Делагарди поженитесь. Сегодня он сделал тебе предложение. Ну как сделал... — Отец мрачно усмехается. — Я подтолкнул его к этому решению. Он и Терес были бы идеальной парой, но эта девчонка меня не просто разочаровала — она унизила меня и растоптала! Отреклась от имени, от своего рода... И ради кого?! Ради этого... босоногого!

Уверена, в мыслях отец Нильса Польмана и не такими словами называет. Но сейчас мне не до Польмана. И не до Терес. Меня накрывает паника. Делагарди... Нет, нет и нет! Этот дракон не вызывает во мне никаких чувств, кроме желания оказаться от него как можно дальше! Ультор. Палач. Да он копия моего отца! Никогда не видела, чтобы он улыбался, а его взгляд... Холоднее тысячи ледников. Я не хочу иметь ничего общего с этим драконом. Моё сердце уже давно принадлежит другому! Это его улыбки я жду, как самого прекрасного подарка. Это его ищу взгляда, когда он оказывается рядом...

Меня охватывает сладостное волнение, которое возникает всегда, когда думаю о Вольмаре. Оно настолько сильное, всепоглощающее, что я неожиданно для себя самой возражаю:

— Мне кажется, это не самая удачная идея. Разве лорд Родингер с тобой не говорил? Он должен был... Лорд Делагарди... он...

— Не говорил и не заговорит, — снова перебивает отец. Откладывает в сторону ещё одну из своих бумажек и с насмешкой, словно ему всё это нравится, продолжает: — Раннвей, ты пустая. Такой, как Родингер, никогда не возьмёт в жёны такую, как ты. В отличие от тебя, я не мечтатель и не верю в сказки. И зря время терять тоже не собираюсь. Эндер Делагарди — отличная партия. Куда лучше, чем ты могла себе представить. Или предпочитаешь остаться старой девой без наследства? — Его взгляд леденеет, как бывает всякий раз, когда речь заходит о харговом наследстве. — Сама понимаешь, я не могу оставить наследие Фарморов пустышке. Терес должна была стать моей преемницей... — Его лицо как будто искажается судорогой, но он быстро берёт себя в руки. — Придётся завещать всё Данне. Я уже составил завещание. У неё нет сыновей, но хотя бы дочери не идиотки и не тряпки. Как видишь, о тебе я тоже позаботился. Свадьба через месяц. И точка!

Он поднимается из-за стола и идёт к дверям. Не то, чтобы выставить меня, не то чтобы сбежать от самого большого разочарования своей жизни. Отец уходит, больше не сказав ни слова, а я остаюсь сидеть, не двигаясь и, кажется, доже не дыша. Мне хочется кричать, но я не могу себе этого позволить. Я ведь безэмоциональная тихоня. Кукла, которая ничего не испытывает.

И которую в скором времени презентуют, как подарок, ужасному дракону. Охотнику за искажёнными.

Тело пронизывает дрожь, и только тут я замечаю следы ногтей на ладонях. Тонкая капелька крови сползает по коже, падает на юбку, пачкая светлый шёлк. Глаза наполняются слезами, которые я тут же раздражённо смахиваю.

Не в этот раз. Не сейчас!

Отец не прав в отношении Вольмара, а если и прав... Я знаю, что делать! Он поможет мне! Я перестану быть презренной пустышкой, получу дар. Я стану достойной Вольмара Родингера!

И не будет никакой свадьбы с охотником за искажёнными!

Я не кукла и не подарок. Я...

— Женя... Женечка... Ты что там? Окаменела?

Мягкий голос Вильмы вернул меня в реальность. Вечерняя дымка и дым сигары рассеялись, и я снова оказалась в настоящем. Чужие чувства потускнели, растаяли. Кроме одного единственного — меня по-прежнему пронизывала отчаянная решимость Раннвей.

Что она задумала? На что решилась?

Кого собиралась просить о помощи? Всё того же Родингера?

— Жень...

Перевела взгляд на призрака, явно изнывающего от любопытства.

— Ну что там? — Вильма кивнула на бумаги.

— Ничего особенного. Письма, счета... Не знаю, что она искала, но надеюсь, что ничего не нашла.

Привидение разочарованно вздохнуло и снова вперилось в меня взглядом:

— А ты чего такая бледная? Хорошо себя чувствуешь?

Пока обходила второй этаж, рассказала Вильме о видении из прошлого Раннвей.

— Это что-то новенькое... Раньше у тебя ничего такого не было.

— Было, но очень редко. Короткие обрывки воспоминаний... Как вспышки. А здесь... — Оглядев очередную комнату, вся мебель в которой была накрыта светлыми тканями, я тихо пробормотала: — Видимо, это от того, что покойный Фармор вызывал в Раннвей слишком сильные эмоции. Она боялась его и вместе с тем искала его любви.

— Бедная девочка, — с горечью произнесла Вильма и тут же возмущённо выпалила: — Найти бы этого Фармора и... Даже не знаю, что бы я с негодяем сделала! Дочери, видите ли, его не устраивали. Одна слишком послушная, другая, наоборот, чересчур строптивая. А сам-то... Тоже мне, пример для подражания!

Вильма продолжала ворчать, пока я спускалась на первый этаж и пока шла по цепочке из комнат и залов. Увы, никаких других призраков, кроме моей Вильмы, замечено не было. Как не посетило и