Ресницы графини дрогнули.

— Вы — необыкновенный человек, — проговорила она. — И я никогда не забуду вашей доброты. А сейчас… я хотела бы отдохнуть, я очень устала.

— Если вам что-нибудь понадобится, — Гастон указал пальцем на колокольчик, — на его звук сразу примчится Мария. Я тоже буду навещать вас, если вы не против.

— Нет, спасибо вам.

Жанна подождала, пока за ним закроется дверь, и снова попыталась встать. На этот раз попытка оказалась удачной. Женщина, покачиваясь, подошла к зеркалу и стала разглядывать свою длинную белую шею. Безжалостные пальцы де Трана оставили на ней следы — фиолетовые синяки. Да, просто чудо, что она осталась жива. Графиня оглядела комнату, поражаясь её размерам. Граф предоставил в её распоряжение огромную кровать в стиле Людовика XIV, прекрасную мебель: вместительный шкаф, стол с мраморной поверхностью и кресла, спинки которых были украшены причудливой резьбой. Женщина потянула дверцу шкафа. Чья-то заботливая рука разместила в нём её наряды. Задыхаясь от волнения, графиня достала старое серое платье и, бросив его на кровать, стала искать потайной карман. Именно в нём покоился мешочек с ожерельем. Когда Жанна увидела, что всё на месте, она вздохнула с облегчением. Гастону не были нужны её драгоценности, и он не стал обыскивать одежду своей гостьи.

Вернувшись в постель, графиня принялась обдумывать своё положение. Ей необходимо как можно скорее бежать из Лондона. Людовик XVI, не дождавшись возвращения агента, обязательно догадается, что всё пошло не так, как они планировали, и прикажет убить де Ла Мотт кому-нибудь другому. По словам Гаше, Лондон наводнили агенты французского короля. Они знали, где она живёт, как выглядит. Если в ближайшее время ей не удастся сесть на корабль, отчаливающий в дальние страны, её ждёт неминуемая гибель. Да, но как сказать обо всём Гастону? Разумеется, он никуда не отпустит её. Значит, нужно бежать из дома тайно, нанять экипаж до Саутгемптона и дальше — морем — рвануть в тёплые края, где её никогда никто не найдёт. Всё для себя решив, Жанна взяла в руки колокольчик и вызвала Марию. Служанка с радостью примчалась на зов и бросилась в объятия любимой госпожи.

— О, как мы переживали! — сказала она со слезами на глазах, и Жанна с горечью подумала, что с удовольствием взяла бы девушку с собой. Путешествовать одной довольно рискованно и очень одиноко, но захочет ли Мария разделить с графиней все радости и невзгоды? Женщину так и подмывало завести разговор на щекотливую тему прямо сейчас, но она решила, что это преждевременно.

— Я тоже рада тебя видеть, дорогая, — искренне ответила Жанна. — Принеси мне чашку горячего чая.

— С радостью, госпожа!

Мария побежала исполнять приказание. Жанна снова встала, превозмогая слабость, и подошла к окну. Особняк графа де Гаше поражал великолепием. Огромное здание из тёмного камня как нельзя лучше вписывалось в цветовую гамму туманного Альбиона. Графине удалось разглядеть колонны и ниши со статуями римских богов, однако она не стала задерживать на них взгляд. Британский классицизм её нисколько не интересовал, а вот стена, ограждавшая особняк, вызывала беспокойство. Если она довольно высока во всех местах и не имеет потайной дверцы или лаза — о побеге можно забыть. Сначала эта мысль привела Жанну в уныние, но потом женщина решила всё осмотреть, прежде чем впадать в панику. Как только она немного окрепнет, попросит графа показать свои владения. Вне всякого сомнения, он сделает это с удовольствием. И тогда… тогда она найдёт способ вырваться из золотой клетки.

Графиня не ожидала, что оправится так скоро. В постели она пролежала две недели, и только по одной причине: Гастон, постоянно навещавший больную, категорически запретил ей вставать. Напрасно Жанна уверяла, что ей лучше. Граф де Гаше, боясь за здоровье любимой женщины, рьяно исполнял все предписания врача. И только на третьей неделе Гастон предложил гостье после завтрака прогуляться по саду, окружающему особняк. Графиня с радостью согласилась. Она так долго ждала этого предложения! От волнения у неё разыгрался аппетит, и внучка короля съела всё, что до этого вызывало тошноту: овсяную кашу и хлебный пудинг. Граф попросил Марию, чтобы она помогла Жанне одеться, и, предложив руку, вывел женщину из дома. От свежего осеннего воздуха сразу закружилась голова, и де Ла Мотт покачнулась. Гастон удержал её и с тревогой всмотрелся в побледневшее лицо.

— Вам плохо? Может быть, вы слишком рано встали на ноги?

Жанна отрицательно покачала головой.

— Нет, дорогой граф. По правде говоря, я уже залежалась в постели. Всё моё существо жаждет воздуха.

На её щёки упали первые капли дождя.

— Ох этот Лондон! — воскликнул Гастон. — Никак не могу привыкнуть к промозглой погоде! Солнце здесь появляется почти так же редко, как снег на юге.

— И тем не менее кому-то такой климат по душе, — ответила графиня, кутаясь в накидку.

— Да, жить можно везде, — согласился граф, — и привыкнуть ко всему тоже можно. Но, если во Франции произойдут позитивные изменения, я вернусь туда.

— Мне бы тоже хотелось, — прошептала женщина и оперлась на руку графа. Он сделал несколько шагов в сторону калитки и повернулся к дому.

— Ну вот, теперь вы видите моё холостяцкое жилище. Нравится?

— О да, — искренне ответила Жанна.

Дом Гастона не мог не понравиться тому, кто считал себя приверженцем палладианского стиля в архитектуре. Некогда его создатель, Андреа Палладио, написал в своей книге: «Подобно человеческому телу, имеющему как благородные и прекрасные части, так и менее благородные и красивые, однако не менее необходимые, без которых первые не могли бы существовать, дому следует иметь части достойные и почётные, и другие, не столь элегантные, без которых, однако, первые потеряли бы часть своего достоинства и красоты. Благословенный Создатель расположил наши члены таким образом, что наиболее красивые из них лучше всего видно, менее красивые — спрятаны. Так и в здании мы должны главные и значимые помещения делать доступными обзору, а менее красивые прятать как можно дальше».

Трёхэтажный особняк поражал благородством и простотой линий. Каждый его элемент, казалось, логически вытекал из другого. Дом украшали портики, оформленные колоннами. Окна казались огромными и состояли из трёх просветов: центрального и самого большого, завершающегося полукруглой аркой, и двух маленьких боковых, отделённых от центрального пилястрами. По обеим сторонам главного дома располагались симметричные крылья. На прямоугольных клумбах росли какие-то вечнозелёные кустарники.

— Летом они пестрят цветами, — пояснил Гастон. — А осенью мой сад кажется довольно скучным. Во всяком случае, не идёт ни в какое сравнение с Версалем или Трианоном.

— Кому что нравится, — возразила Жанна. — Мне кажется, в королевских садах много ненужного. У вас каждая вещь на своём месте.

— Правда? — улыбнулся граф и сжал её руку. — О, у вас ледяные ладошки! Ну почему вы не надели перчатки? Давайте пройдём в дом. Посмотрите на него изнутри.