– Три пехотные лопатки на весь взвод, – вздохнул Потапов и, кивнув, направился дальше.

Я продолжил углублять щель, сделав её двухметровой в длину и глубиной метр. Глубже не стоит, а то в случае сотрясения стенки обвалятся и может засыпать, а тут хоть сам откопаюсь. Справа от меня, метрах в двенадцати, копал стрелковую ячейку пулемётчик с ДП, ему одолжил лопатку один из старожилов взвода. Слева, метрах в десяти, спал другой боец, тоже из новичков. Копать ему было нечем, каску использовать он не догадался, вот и отдыхал, ожидая, пока освободится инструмент.

Когда объявили, что несут завтрак, я как раз закончил, отдал лопатку соседу, и тот приступил к работе. Незнакомый боец, пробегавший мимо с двумя вещмешками, выдал нам на завтрак по два сухаря и одной ржавой селёдке. Чая нет, хотите пить – вон вода рядом блестит.

Бойцы приступили к завтраку, жадно набрасываясь на пищу. Я уже сидел в своей щели, все вещи были спущены, винтовка завёрнута в шинель, плащ-палатка как тент над щелью натянута. Осмотрев селёдку, я вздохнул, убрал её в Хранилище, достал котелок гречневой каши с мясом, лепёшки и приступил к приёму пищи. А вот не хочу желудок портить. Поев, я тут же попил чаю с мятой и продолжил обустраивать щель, беря с блюда виноградины и закидывая в рот – вкусные. В нишу убрал вещмешок, каску сверху, чтобы под рукой была, ремень уже застегнул, всё на себя навесил, проверил, как магазины вынимаются, гранаты тоже проверил. Что ж, я готов.

Время до обеда тянулось очень медленно. Лопатку мне пришлось чуть ли не с боем отбирать, уже присвоить успели, но выбитые на металле инициалы подтвердили, что моя. Подальше от берега я выкопал ямку для туалета, ну и мусор туда сносил. Часов в десять утра приходил ротный, пообщались. Потапов сдал ему меня, и он поспрашивал, что я умею и знаю. Выяснил, что форму я в этом году надел, по сути, военный чиновник, покивал и ушёл.

Ротный, когда ко мне шёл, видимо, внимание привлёк: немцы вынесли на берег ротный миномёт и начали садить по нам. Я серьёзно разозлился (как раз пилотку снял, и песком все волосы припорошило), вскочил и, встав за стволом берёзы, сделал два прицельных выстрела. Лейтенант наблюдал за миномётчиками в бинокль, и когда те повалились, удивлённо посмотрел на меня.

– Ворошиловский стрелок?

– Может быть. Нормы не сдавал. Стреляю хорошо, не без этого.

После этого я сделал ещё три выстрела, все точные, и трое немцев, что собирались вынести своих убитых, тоже покатились по песку. После этого по нам начали садить все, кто был рядом, потом и гаубицы лёгкие подключились. Лейтенант уже ушёл, а я в щели пережидал. Потом ремонт делал, стенки всё же обвалились, пришлось укреплять плетнём из камыша и веток. Так день и прошёл. Что интересно, бойцы сначала радовались, что я так метко немцев подстрелил, наблюдая за этим из своих ячеек, а потом ругались, что из-за меня под обстрел попали. Вот где логика? Она тут и не ночевала.

На обед выдали по пять сухарей, банке рыбных консервов и луковице. На ужин – три сухаря и снова селёдка. Рыбный день. Кстати, я той селёдкой, что на завтрак давали, пополдничал часа в три дня. И знаете, вкусная оказалась, жирная, несмотря на непритязательный вид. На ужин у меня были картошка-пюре с жареной докторской колбасой и подливой, два куска хлеба, салат из помидоров и огурцов со сметаной и чай с булочкой. Так что уснул я в своей щели, накрывшись шинелью, сытый и довольный. Днём ещё мороженки поел. Да, вот так воевать можно.

А ночью нас подняли, поступил приказ отходить. Я же говорил, что мы тут надолго не задержимся. Собравшись, мы выстроились в ротную колонну, которая влилась в батальонную, а та – в полковую, и нас куда-то повели. Похоже, немцы прорвались, перешли реку в другом месте и совершают глубокий охват. Это я подслушал разговор командира полка с комбатами, но они и сами точно не знали, что происходит, больше догадки строили.

Как бы то ни было, вскоре мы вышли на дорогу, по которой гнали нашу маршевую роту, и продолжили двигаться по ней. Шли практически всю ночь, нас часто подгоняли, чтобы мы держали высокий темп. Отмахали километров двадцать пять точно, ночь короткая. На рассвете, как раз светать начинало, мы добрались до места – довольно крупного села, среди домов которого виднелась маковка церкви. На околице села, разбегаясь по сторонам от дороги, мы и начали готовить оборону.

М-да, на весь полк (всей дивизии тут не было) всего две сорокапятки и одна трёхдюймовка. У меня появилась одна идея, и я, подумав, направился к взводному.

Лейтенант общался с комбатом. Когда я подходил, ротный кивнул на меня и что-то сказал, отчего старший лейтенант, командовавший нашим батальоном, с интересом стал меня изучать.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к товарищу младшему лейтенанту?

– Обращаетесь.

– Товарищ лейтенант, есть предложение по укреплению боеспособности нашего первого взвода.

– Почему не роты?

– Я в первом взводе службу прохожу. Товарищ лейтенант, я тут до кустов бегал… Так вот, с другой стороны снабженцы стоят, знакомые мои. Они с немцами несколько раз схлестнулись, есть трофеи. Один из них мой должник и предложил в оплату немецкое противотанковое ружьё модели тридцать восьмого года. Есть целый ящик с боеприпасом к нему.

– Что это оружие может? – сразу заинтересовался ротный.

– Однозарядное, с открытым прицелом, дальность стрельбы – четыреста метров. На ста метрах под уголком девяносто градусов берёт броню в тридцать миллиметров. На трёхстах метрах под тем же углом – двадцать миллиметров. В хвостовой части пули находится заряд отравляющего вещества слезоточивого действия, отчего танкисты в подбитой машине высидеть не смогут, покинут её, тут их и бей. Лёгкие танки и броневики с бронетранспортёрами на дальности трёхсот метров будет уверенно поражать даже в лоб. С другой техникой как повезёт.

– Отлично. Берите ружьё, я пока позицию для него подыщу, – обрадовался ротный. Но старлей его остановил и обратился ко мне:

– Боец, передадите ружьё старшине Васильеву во взвод тяжёлого вооружения.

– Ружьё? – я удивлённо раскрыл глаза. – Какое ружьё? Вам, товарищ старший лейтенант, наверное, голову напекло. Вон жара какая.

Материться тот умел виртуозно, по всему прошёлся, и по не застёгнутой пуговице воротника тоже. После чего приказным тоном велел передать ружьё во взвод Васильева.

Застёгивая пуговицу, я поинтересовался:

– Товарищ старший лейтенант, а где мне его взять?

– Где хочешь, хоть рожай! – рявкнул он.

– Разрешите идти?

– Свободны.

Развернувшись, я направился к позициям нашего взвода, на ходу скрестив руки над головой и помахав одной рукой.

Догнавший меня ротный поинтересовался:

– Чего руками машешь?

– Да знакомым своим сообщил, что ружьё не нужно, долговая оплата не принимается. Могут валить. И так тут задержались.