на улице: участок достался ему как инвалиду и ветерану войны по распределению еще в застойные времена. Он сам захотел именно в эти края, так как партизанил в здешних болотах, знал каждую тропку, каждую полянку вокруг. Уж сколько «крутых» наезжало к нему и представительных, немалые деньги сулили — продай, чудак человек, чего артачишься! — но тот ни в какую: запало в душу ему место — и всё тут. Сколько нервов потрепал, сколько здоровья угробил, чтобы отстоять свое законное право — не передать словами. Поссорился даже с родными, ведь за те деньги, что ему предлагали, можно было в другом районе две дачи купить. Но Матвей Егорыч тогда уже на принцип пошел — не уступлю, хоть зарежьте! И мозолит теперь глаза всем: как же, вокруг сплошная элита, а расслабиться вроде как с таким соседом не расслабишься — чужие все-таки глаза, неприглядные, лишние.

Резник жестом пригласил соседа войти.

— Входите, Матвей Егорыч, не стесняйтесь.

Резник познакомился с ним еще утром, они с Комлевым брали с из бочки Егорыча воду для заливки песка (Казарян к себе еще не подвел).

— Может, чаю? — предложил Резник по-соседски.

— Можно и чаю, — не стал отпираться Егорыч, и Виктор налил ему в синюю пиалу Комлева. — Сахар кладите сами, чувствуйте себя как дома.

О цели его визита Резник мог только догадываться, но уже знал, чего бы тот ни попросил, он бы его выручил — Егорыч приглянулся ему при первой же встрече. Добрый, отзывчивый человек, не глядящий на чужака с подозрением, а ведь Резник в этих краях чужой.

— Я вот что хотел тебе предложить, Витенька. Я тут кур держу немного, картошка есть. Тебе ж все это покупать надо, а то я бы тебе подкинул немного.

Резник поблагодарил за щедрость, но ему как-то неловко было брать у того что-либо. На что Егорыч ответил, что не стоит беспокоиться, все стало бы нормальным, если бы тот выручил его цементом.

— А! — даже усмехнулся Резник. — Так вам цемент нужен? Вы бы так сразу и сказали. Много?

— Да с полмешочка, если можно.

Резник вспомнил, что в доме видел несколько початых разодранных мешков с цементом. На стяжку их все равно не хватит, заказывать придется дополнительно.

— Идемте, — поднялся он, — перенесу вам мешок.

Матвей Егорыч вышел вслед за Резником во двор. Стемнело, и лишь в нескольких дальних дачах светились окна.

— Показывайте, куда нести, — сказал Резник и вскинул бумажный мешок на грудь.

Через полчаса в его кастрюле варилась курица, ароматом своим возвращая его к дому. Мясо показалось особенно вкусным, скорее всего оттого, что он давненько ничего подобного не ел.

На ночь он еще прочитал страниц десять о Пушкине и уснул глубоким безмятежным сном, как человек, у которого все наладилось. По крайней мере, налаживается. Очень хотелось в это верить.

36

Первая машина с бетоном, как Степан и предполагал, приехала только к одиннадцати. Они не стали дожидаться обеда и подкрепились перед её прибытием.

Бетон оказался свежим, вязким. Предусмотрительный водитель посыпал кузов опилками, и после двух-трех ударов ломами, слипшаяся масса легко сползла вниз на подложенные Степаном железные листы.

Иные машины приходилось разгружать полчаса, а здесь — десять минут и готово. Оставалось только зачистить борта и выскрести днище кузова.

Степан не упустил случая перекинуться с водителем словом и вспомнить старые добрые времена. Несмотря на то, что Степан уже давно не работал, казаряновских рабочих знал почти всех: многие из них раньше трудились в том же управлении. Казарян одного за другим постепенно переманил к себе.

Два куба раскидали за пару часов с передыхом на чаепитие. Следующую машину приняли в три, но бетона в ней оказалось поменьше. Степан прикинул, что часам к пяти вечера закончат.

— Завтра можно будет уложить шлакоблок под остов и распланировать по периметру откосы, — предложил Степан, но приехавший вечером Казарян расстроил планы.

Прежде всего, отчитал Комлева за то, что тот фамильярно обратился через забор к Председателю республики.

— Да мне что уж и поздороваться с ним нельзя, коли он Председатель! — не на шутку обиделся горячий Степан. — Или он забыл, как водку с нами глушил и в карты резался? Ишь, цаца, жар-птица какая! Для меня он как был Сенькой, так Сенькой и останется! — все не унимался Степан, но Казарян прервал его:

— Ладно, хватит препираться, сейчас важнее подумать о другом. Московские новости вчера вечером смотрел? Видел, что в столице творится? Официально объявили о финансовом кризисе. По всей стране паника. Такого обвала цен не было, наверное, со времен Павловской реформы. Доллар с шести скакнул сразу до семнадцати, сегодня за него дают уже двадцать пять. Не знаю теперь даже, как зарплату людям платить. По старым договорам прикинул, смогу еще, может, месяца три протянуть, но сильно не уверен, раз доллар так лихо растет, цены на стройматериалы тоже вырастут.

Степан с Казаряном прошлись вокруг дома, посмотрели на залитые фундаменты, подошли к Резнику. Казарян глянул на него из-под пышных бровей и сказал:

— Поедете, наверное, оба в Лехнаволок, там на моей даче надо сливную яму сделать, пока дожди не пошли. Твои собрались уезжать. Я не могу уже всех вас держать, пока всё не стабилизируется, извини. Но ты, если хочешь, оставайся, будешь помогать Степану. Заработком не обижу. Разберусь только с ситуацией.

Чего думать: желаннее предложения быть не могло. Резник сразу согласился, хотя от чувства неловкости перед своими товарищами избавиться не мог.

Всё выяснилось вечером, когда Казарян привез его обратно. Обстановка в доме Пашкина была невеселая. Бражко и Саленко укладывали свои дорожные сумки. Виктора встретили вопросом — привез ли он деньги. Деньги он привез, но мужики от своего отъезда не отказались. А причина столь твердого намерения — не столько критический обвал рубля, сколько Женька. За те дни, пока Виктора не было, он не только рассорился с ребятами, но успел рассердить и Казаряна: еще во вторник спустил общие деньги, да еще на следующий день не вышел на работу, оставшись у Ирмы. Ребята доделывали перекрытие сами. Дело несложное: напилить по размеру