негромким, но тем не менее он её услышал. Обернулся и как-то нехотя отступил в сторону, пропуская гостей, которые и не собирались, по-видимому, останавливаться.

Я удержал Марианетту за локоть, когда она уже собиралась спуститься навстречу к гостям.

— Лучше быть ближе к дому, поверьте мне. Пусть сами подходят, — посоветовал я. — И если ваши люди служат в армии, то самое время вызвать их на подмогу.

— Если бы всё было так просто и быстро, — ответила она с улыбкой, но меня послушалась и спускаться не стала.

Люди все до одного являлись псирайдерами. Я понял это, едва взглянув на них. Ни бронежилетов, ни автоматов, лишь строгие деловые костюмы и чёрные очки на глазах, будто их слепило солнце. Отсутствие снаряжения говорило лишь о том, что им есть чем ответить и без этого.

Я всего один раз имел реальный бой с псирайдерами в этом мире. Это было в подвале клуба, где я спас мальчишку из семьи Фон-Ларьер. Тогда я столкнулся с двумя наёмниками с даром, не самыми умелыми, но тем не менее настоящими бойцами. Все остальные встречи с одарёнными были детской забавой: дуэли с детьми, которые зачастую проходили без псирайдерских способностей или с ограничениями.

Те, кто прилетел к нам сейчас, наверняка будут поопытнее, чем наёмники в подвале и тем более, чем школьная шпана. Семьи всегда набирали к себе бойцов посильнее, и уж наверняка взяли на решение вопросов с другим домом самых сильных. Поэтому я мог представить, чего ждать от гостей, лишь по прошлому опыту из Империи, когда имел дело с псирайдерами.

Главный определился сразу — одетый в куда более дорогой костюм из центрального челнока, он вальяжно шёл в нашу сторону, окидывая округу взглядом человека, который уже считает эти места своими.

И я наконец вспомнил, откуда его знал. Как бы смешно и странно подобное ни звучало, но этот человек принимал у меня олимпиаду по математике.

— Марианетта, я рад вновь встретиться с тобой, — улыбнулся он радужно, будто старый друг детства, раскинув чуть в стороны руки.

— Господин Крансельвадский, — кивнула она, продолжая мягко улыбаться и игнорируя его панибратское отношение. — Мы не ждали сегодня гостей.

— Я тоже не думал, что мне придётся всё бросать и лететь в дебри, но появились вопросы, которые нам придётся решить.

Едва он сделал шаг на первую ступеньку дома, как Марианетта негромко, но также вежливо произнесла.

— Я не приглашала вас в дом, господин Крансельвадский, и попрошу соблюдать рамки приличия, как следует поступать джентльмену при даме, — она была будто добрый учитель, который решил пожурить ученика. — Если, конечно, вы считаете себя джентльменом.

Тот недобро улыбнулся.

— Точно, где же мои манеры, — убрал он ногу со ступеньки. — Госпожа Барбинери, ради ваших же интересов я бы хотел бы с вами поговорить. В доме.

— Вы без спросу вступили на мои земли…

— Забылся, — улыбнулся он.

—…но я закрою всё же на это глаза и с удовольствием выслушаю вас здесь, у крыльца, — закончила она, не моргнув глазом. — Что вы хотели обсудить?

Понятно, что этот человек вёл себя не по этикету, нарочито неуважительно, пытаясь показать, кто здесь хозяин. Марианетта ответила тем же. Выслушать на крыльце — это показывает, что тебя даже не считают достойным войти. А что не несут в дом? Грязь и мусор.

На такие мелочи мне было бы плевать, но среди аристократов они были едва ли не прямыми оскорблениями.

— Забываешься, Марианетт, — покачал он с улыбкой головой.

— Память, в отличие от тела, меня ещё не подводила, — улыбнулась она ему так ласково, будто любила всем сердцем. — Надеюсь, и вас тоже, господин Крансельвадский, ведь вы хотели что-то мне сказать?

— Что ж, как скажешь… — улыбнулся он, достал из-за пазухи своего дорогого костюма бумаги и бросил их на крыльцо. Те, как листья, разлетелись по ступеням. — Это документы на передачу нам деревообрабатывающего предприятия. Подпиши их, и мы закончим это, наконец-то распрощавшись.

— Натали, пожалуйста… — негромко попросила Марианетта, и служанка быстро собрала документы с земли.

— Согласишься сейчас, и мы будем выплачивать тебе… десять процентов в знак доброй воли.

— Не помню, чтобы изъявляла желание продать что-либо из своих предприятий, господин Крансельвадский, — покачала она головой, пробежавшись взглядом по листам. — Как и не вижу, чтобы где-то было отмечено про десять процентов.

— Устное соглашение. На доверии.

— Надёжность — это наислабейшая из черт, коей может похвастаться ваша семья, — ответила она, не моргнув глазом.

— Поосторожнее, Марианетта, — предупредил мужчина всё с той же недоброй улыбкой. — Вы не в том положении сейчас, чтобы грубить мне.

— Я всегда осторожна, но благодарю за заботу, — кивнула она. — Так что вас вынудило прийти ко мне с этим договором?

— Что? Мы решили раз и навсегда закрыть вопрос с деревообрабатывающим предприятием. По факту, оно и так уже принадлежит нам, однако ваши молодчики, что заставили нашего директора переводить вам деньги. Тем самым дали понять, что вы до сих пор претендуете на него и в таком подвешенном состоянии этот вопрос находиться больше не может.

— Моего директора, — поправила она его всё с той же невозмутимой улыбкой.

— Но теперь мы это исправим, Марианетта. Эту глупость, которую допустила моя семья во время подписания договоров. Завод по факту принадлежит нам и…

— Ваша глупость — не моя забота, господин Крансельвадский. Деревоперерабатывающий завод оставили за нашей семьёй. Он всегда принадлежал моей семье и будет ей принадлежать при том или ином раскладе. Натали, верни господину Крансельвадскому бумаги и покажи обратный путь к его транспорту.

Служанка послушно забрала документы и протянула их мужчине, но тот лишь выбил их из её рук. Те разлетелись по крыльцу и траве. Теперь он не улыбался. Явно упиваясь собственной силой, судя по лицу, он поднялся по ступеням к Марианетте.

Натали, которая попыталась встать на его пути, он просто отпихнул в сторону так, что та едва не упала со ступенек. Уже бросившегося к ней Рифана отрезала от нас охрана гостя.

Осталась лишь Марианетта и я, что стоял за её плечом.

— Я могу сбросить прямо здесь и сейчас тебя с лестницы, и сказать, что так оно и было. Одно твоё существование уже наша заслуга. Никаким другим семьям так не везло, но ты видимо решила, что наша жалость и щедрость — это слабость.

— Если я правильно помню, мистер Крансельвадский, именно ваша семья меньше всего участвовала в той войне, — с улыбкой произнесла она. Ни страха, ни злости, ничего. Её умению держаться столь мягко и спокойно можно было позавидовать. — Поэтому это точно не ваша заслуга.

— Это уже не играет никакой разницы. Мы сейчас зайдём в дом, и ты подпишешь эти документы или я прикажу ребятам оставить на месте твоего поместья котлован. Думаю, никто уже не будет против.

— Я буду. Потому возвращайтесь к себе и не забудьте подобрать листы, что вы разбросали на моей земле, пожалуйста.

Я не знаю, почему он так хотел, чтобы она подписала документы, а не разнёс здесь всё сразу. Возможно, чтобы потом избежать юридических проблем и прочей ерунды. Но скорее, потому что чувствовал силу и безнаказанность, посчитав, что здесь никто не сможет дать ему отпор, а значит он может сделать всё, что захочет. Иначе говоря, потешить собственное самолюбие.

Этот Крансельвадский сделал к женщине шаг, не обращая на меня никакого внимания. Оказавшись к ней лицом к лицу, схватил за руку в районе плеча и дёрнул так, что Марианетта просто не устояла, повиснув у него на руке, словно кукла.

Он уже было открыл рот, чтобы добавить ещё что-то, но его сразу захлопнул ствол моего пистолета, который упёрся ему в подбородок.

Я был быстрым настолько, что тот не успел даже отступить, всё так же держа в руке хозяйку поместья. Его охрана уже было дёрнулась ко мне, но застыла, понимая, что сделать ничего не успеет — слишком много шансов, что я нажму на спуск быстрее.

А всё из-за необоснованной самоуверенности Крансельвадскго, из-за чего он и не стал обращать на меня внимания. Я старался до последнего не вмешиваться, однако есть момент, когда ты понимаешь — дальше будет хуже.

— Я бы советовал сейчас очень осторожно поставить госпожу Барбинери на ноги или твои мозги разлетятся по округе, — тихо произнёс я, глядя только ему в глаза.

— Парень, ты совершил сейчас ужасную ошибку…

— Но ты уже не увидишь её последствий, — надавил я стволом ему на челюсть. — Хочешь попробовать, кто быстрее из нас среагирует?

Он смотрел мне в глаза. Я знаю, что он искал: неуверенность, страх или хоть капельку нерешительности, тщетную надежду, что я не осмелюсь этого сделать.