– Звучит немного невероятно. – Треттинец был настроен довольно скептично. – Если они могли почти все, то не допустили бы Катаклизма. На мой взгляд, люди остаются людьми, несмотря на всю ту силу, какой могут обладать.

– Катаклизм случился, когда в живых осталось лишь двое великих волшебников. Скованный и Тион. – Шерон, ощущая холодный ветер, завязала вокруг шеи темно-зеленый платок, купленный два дня назад на маленьком рынке какой-то деревушки. – И оба они были ослаблены долгой битвой. Думаю, никто из них не мог ничего поделать с изнанкой темной силы, которую они использовали для победы.

– И мир содрогнулся, – грустно произнес Мильвио.

– Ну и ладно, – беспечно отмахнулась Лавиани. – Лучше один раз пережить Катаклизм, чем каждую тысячу лет выкрутасы надменных придурков, его устраивающих. Хотя я все равно не понимаю, как можно забрать магию?

– Тион отказался от нее, – напомнила ей Шерон.

– Отказаться можно от коровы. Отдать ее соседу. На крайний случай – от своей руки. Если хорошенько приложиться по ней топором. Но как можно отказаться от самого себя?

– И все же он так и сделал, – упрямо произнесла девушка. – Тион был последним великим волшебником и расстался с даром. Та сила, что была у него, ушла.

– Кто это сказал?

– Кто сказал? – немного растерянно переспросила Шерон. – Легенды. Сказки.

– Угу. То есть народ. Сплетники. А потом их сплетни стали этими самыми мифами, в которые мы теперь, как дурачки, верим.

– Сиора слишком скептична. Со времен Катаклизма в мире не появилось ни одного великого волшебника. Миновала тысяча лет, но прошлое и его чудеса не вернулись к нам. А это что-то значит. Значит, что он не взял учеников, не передал свой дар дальше.

Тэо хмыкнул, соглашаясь с этим утверждением, а указывающая, чувствуя на лице первые капли холодного дождя, произнесла:

– Тион воспользовался знанием асторэ, чтобы победить Скованного, владевшего мощью шауттов. И тот и другой были обречены на медленную смерть и безумие. Но Тион нашел выход. Убил двух зайцев. Сохранил жизнь, лишив себя волшебства, и защитил мир от новых катаклизмов. Несмотря на то что он сделал, подобный поступок достоин уважения и… сожаления.

– Сожаления? С чего бы это?

– Поверь, Лавиани я знаю, что это такое – лишиться самой себя. Мой дар, пускай он и в подметки не годится дару тех людей из прошлого, что когда-то ковали эпохи, часть меня. Важная и главная. Я не представляю, что было бы со мной, как бы я жила, если бы стала обычным человеком. От такой пустоты внутри можно сойти с ума.

С неба, все ускоряясь, потоками полилась вода, и им пришлось прервать разговор и искать место, чтобы переждать непогоду.

В последние дни близкое соседство с Тэо слишком сильно стало тяготить ее. Внезапные волны ненависти, пробегавшие по телу, заставляли сойку все время держать себя в руках. Она не раз и не два радовалась своей железной воле и тому, что разум сильнее ее чувств. А они шептали ей на ухо, что акробат меняется, пускай внешне и остается прежним веселым, добрым и неунывающим парнем.

Стоило ей закрыть глаза, мысленно потянуться к нему, как она видела болезненные искры, проносящиеся по его сосудам, и бледно-желтую студенистую субстанцию, что жила под левой лопаткой, где-то близко к позвоночнику, пульсируя в такт ударам сердца. Он спал так же крепко, как и раньше, но плотину, созданную с помощью отвара из цветов, собранных на Талорисе, могло прорвать в любой момент.

И это сойка тоже чувствовала.

Она не стала держать столь важную информацию при себе и, улучив момент, пока Тэо и Мильвио сворачивали лагерь, поделилась своими мыслями с Шерон.

Та, затягивая шнурки на высоких ботинках, внимательно выслушала, сказав лишь:

– Я поняла.

– Поняла? – негромко переспросила сойка, косясь на акробата, который скатывал одеяло. – И все?

Шерон подняла на нее глаза, отвлекшись от своей обуви:

– Чего ты хочешь от меня?

– Какой-нибудь реакции.

– Думаешь, я не переживаю за него? Переживаю. Он мой друг. Почти семья. Как и ты. Но ни ты, ни я ничего не можем сделать с его недугом. Мы обе испробовали все возможные варианты. Ведь так?

Лавиани пришлось согласиться.

– А если так, то мы лишь можем надеяться, наблюдать и ждать.

– Чего ждать?

– Самого худшего.

– Ты очень спокойна.

– Хочешь, чтобы я заплакала? Я заплачу. Когда придет время, хотя слезы не вернут нам его, так же как не вернули мне моего мужа. Метка той стороны сжирает его, и мы все трое это знаем. Я последняя из тех, кто желает Тэо плохого. Но не уговариваю себя, что подобного не случится.

– Не случится. Я не дам ему стать пустым.

Шерон неожиданно очень по-детски шмыгнула носом, резко встала:

– Думаешь, я не догадалась? Или он? Но, пока у нас есть такая возможность, мы должны поддерживать его. Как он поддерживает нас.

– Именно для этого я и здесь, девочка.

Ничто не предвещало беды.

Они шли сквозь утренний туман, легкой пеленой стелющийся над трактом и пустыми полями, когда Тэо внезапно споткнулся и растянулся на земле. Лавиани бросилась к нему первой, уже понимая, что видит припадок, который не повторялся с тех пор, как она нашла у парня метку, но добежать не успела.

Пальцы на левой руке акробата скрючились, точно в судороге, а затем это произошло. Она не поняла что, но в груди у нее словно горшок с маслом над огнем разбился.

И вспыхнул.

Сойка рухнула на колени, ощущая, как жар ненависти захватывает ее, оплавляет кости и заставляет ослепнуть.

Поэтому она пропустила тот момент, когда маленькая Шерон с разбегу врезалась в Мильвио, склонившегося над Тэо. Мечник, не ожидавший нападения, отшатнулся в сторону. Кожа на левой руке акробата надулась пузырями, а затем из пор стала сочиться кровь.

– Не подходи к нему! – сурово сказала указывающая Мильвио, и тот осторожно кивнул.

На акробата он смотрел с прищуром.

– Лавиани, ты как? – Шерон тоже не спускала глаз с потерявшего сознание человека, видя, как под его рукой собирается небольшая лужица крови из невидимых ран. – Лавиани?!

– В порядке, – раздался надтреснутый голос за ее спиной. – Только хочется кого-то убить. Я буду не я, если в этом парне на мгновение не проснулась магия.

– И дар таувина дал о себе знать, – понимающе сказала девушка. – Ты считаешь это разумным?

Последний вопрос указывающей относился к тому, что Лавиани встала на колени перед Тэо, взяв его руку. Волдыри сходили с кожи, исчезая на глазах. Кровь больше не сочилась из пор.

– О ком ты больше беспокоишься, девочка? Обо мне или о нем? – с неприятной усмешкой спросила сойка. – Я спокойна, что же касается нашего друга, в нем больше нет опасности. Помоги-ка мне, Фламинго, перенести его на обочину. А еще лучше вон туда, за деревья. Негоже ему валяться, когда кто-нибудь может увидеть.