– Вы не могли бы забрать у ребенка нож? – попросила Марина доктора Нкомо.

Доктор Свенсон, несомненно, стала бы настаивать на уважении к естественному укладу жизни лакаши, при котором годовалые младенцы падают с края плоской земли, а трехлетки забавляются с ножами, осваивая науки, которые в будущем помогут им прокормить себя. Эти дети и до приезда Марины как-то жили, не калечась. И с изрядной долей вероятности будут благополучно здравствовать и после отъезда доктора Свенсон и ее экспедиции. Но доктор Нкомо все-таки с готовностью забрал нож из неумелых рук девчушки и отдал его кому-то из мужчин. Малышка уткнулась носом в пол и зарыдала. Женщина, изготавливавшая «черепицу» для крыши, встала и что-то сказала доктору Нкомо, показав на Марину и на него. Девочка-подросток подошла и забрала малыша.

– Я сделала что-то не так? – спросила Марина.

– Она что-то сказала про вашу одежду. «Одежда» – единственное слово, которое я разобрал. Впрочем, я не очень уверен.

Старуха тяжело поднялась с пола и стала расстегивать на Марине рубашку. Марина покачала головой и схватила ее за пальцы, но индианка просто дождалась, когда гостья уберет руки, и продолжила. Ее прикосновения были спокойными и настойчивыми. Марину не беспокоило, что грязная, вымокшая под дождем рубашка пропиталась еще и детской мочой, но объяснить это она никак не могла. Доктор Сингх отступила назад, но толстуха последовала за ней. Она была невысокой, как все лакаши, и Марине осталось лишь смотреть на пробор в седых волосах и спускающуюся по спине длинную косу. Туго обтянутый платьем живот индианки прижался к бедрам Марины, большой и твердый. Внезапно Марина обратила внимание на то, что у старухи тонкие руки и худое лицо. Торчал только живот. Тем временем Марина все отступала и отступала, и вот уже обеим женщинам грозила опасность свалиться с помоста. Марина остановилась, раздумывая, как выпутаться из неловкой ситуации, а индианка продолжала возиться с пуговицами, толкая ее животом. И тут Марина почувствовала, как в этом животе брыкается ребенок.

– Господи, – пробормотала она.

– Похоже, она хочет выстирать вашу рубашку, – сказал доктор Нкомо, изрядно смущенный. – Когда они что-то задумают, их уже невозможно остановить.

– Она беременна. Я почувствовала, как ребенок бьет ножками, – сообщила Марина.

Ребенок брыкнул еще раз, будто радуясь тому, что на него обратили внимание. Старуха подняла глаза на Марину и покачала головой, словно говоря: «Дети, что с ними поделаешь?» Ее лоб изрезали глубокие морщины, шея обвисла. На переносице возле глаза темнела плоская родинка неправильной формы, возможно меланома. Расстегнув пуговицы, индианка помогла Марине снять рубашку и забрала ее. Как сказал тогда Андерс? «Шангри-Ла для яичников»? Скольких детей извергла из себя эта женщина за всю свою жизнь, кому из обитателей этого дома она приходится матерью? Девчушке, у которой отобрали нож? Плетельщице? Мужчинам, дожидающимся, когда можно будет снова долбить лодку? Маленькой, не очень чистой тряпкой плетельщица обтерла руки и спину Марины, ее живот и шею. Дотронулась до лифчика и что-то сказала старухе. Та чуть ли не носом уткнулась в ложбинку между грудями гостьи, разглядывая кружевную отделку белых чашечек. Доктор Нкомо деликатно повернулся спиной к Марине и принялся играть с трехлеткой, а вот мужчины-лакаши скрестили на груди руки и с интересом следили за происходящим. Марину не волновало ни то ни другое. Ее ударил ножкой ребенок, матери которого было не меньше шестидесяти, а то и все семьдесят. Девочка-подросток встала перед Мариной и подняла кверху руки. Не сразу, но сообразив, что это не игра, а приказ, та тоже подняла руки. Девочка явно намеревалась надеть на гостью платье-рубашку, но из-за их разницы в росте ничего не получалось, и Марина натянула его сама. Пока доктор Сингх боролась с неподатливой тканью, одна из женщин спустила с нее брюки и стала обтирать ее ноги. Марина покорно подняла одну ступню, потом другую, и брюки унесли. Теперь Марина была одета, как все женщины-лакаши, в просторный наряд, достаточно широкий, чтобы проходить в нем всю беременность. У женщин лакаши была лишь одна разновидность одежды – одежда для матерей. Без молний и пуговиц Марина выглядела как остальные индианки – кандидаткой в сельский дом для умалишенных. Платье оказалось сильно коротко; женщины, заливаясь смехом, показывали пальцами на ее колени, будто на что-то чудовищно неприличное. Потом они сели на пол. Марина села с ними и опять положила руку на живот старухи, дожидаясь, когда зашевелится ребенок. Тем временем та, что плела крышу, зачесала волосы Марины назад и заплела их даже туже, чем заплетала в детстве Маринина мать. Девочка-подросток откусила зубами перо пальмового листа и перевязала кончик косы. Под рукой доктора Сингх плавал плод. Срок был месяцев шесть. Марина вдруг сообразила, что не касалась ни одной беременной с тех пор, как это перестало входить в ее служебные обязанности. Как же так получилось?! Как могла она, перетрогав в ординатуре бесчисленное множество животов, просто взять и забыть их?

– Вы ведь знали о лакаши и о том, почему здесь работает доктор Свенсон. Андерс вам писал? – спросил доктор Нкомо.

Девчушка играла его очками, играла осторожно, просто складывала и распрямляла дужки.

– Писал, но мне как-то не верилось. Совсем другое дело, когда все видишь своими глазами.

– Верно, – согласился доктор Нкомо. – Я читал работы доктора Свенсон, но все равно очень удивился. Я слишком много занимаюсь репродуктивными способностями москитов и слишком мало – репродуктивными способностями женщин. Так моя жена говорит. И добавляет, что если мы будем медлить и дальше с рождением ребенка, ей придется приехать сюда и жить у лакаши, чтобы забеременеть.

Марина потеребила свою косу, пытаясь ослабить ее, чтобы не заболела голова.

– Я думала, что вы проводите исследования вместе с доктором Свенсон.

– Ну как вам сказать. – Доктор Нкомо забрал очки у девчушки, и та опять зарыдала от огорчения. – Мы работаем вместе, но у нас разные сферы исследований. Они совпадают лишь частично.

Их хозяева внимательно следили за разговором и поворачивали голову то к Марине, то к доктору Нкомо, словно наблюдая игру в теннис.

– Что вы изучаете, доктор Нкомо?

– Пожалуйста, называйте меня Томас. Можно сказать так: я изучаю побочные действия препарата и возможные осложнения. Правда, в нашем случае осложнениями это назвать трудно. У препарата выявили дополнительные полезные свойства, не связанные с фертильностью.

Марине хотелось спросить, что же это за полезные свойства и кто оплачивает их исследование, но тут на помост взобрался Пасха, такой мокрый, словно только что искупался в реке. На его лице была паника, и Марина догадалась о ее причине. Пасха был уверен, что она погибла – так же, как совсем недавно в его гибели была уверена она. Глаза мальчишки быстро обшарили комнату, скользнули мимо Марины и ненадолго задержались на Томасе Нкомо. Пасха хотел уже спускаться вниз, и она поскорее встала. Узнав Марину в платье и с косой, мальчишка одним махом одолел последние ступеньки лестницы. Его футболка растянулась от дождя, ноги до самых колен были черны от грязи. Пасха принялся хлопать Марину по рукам, бедрам, спине и все никак не мог остановиться. Ведь она была его подопечной, и он ее потерял.