Вот вы знаете, сколько весит водочная бутылка[1]⁈ А в штуках? В штуках нет, есть в рублях.

«Юра, ну какие тебе „штуки“? Даже бутылки могут быть совершенно разные, их суммирование ну вообще ничего не даст. Это как картошку с мандаринами вместе складывать. Не в том смысле, что в один ящик, а в том, что суммировать».

«Да, ты прав, это я как-то не подумал».

Завод оказался довольно современным, в первую очередь от того, что новым. Годовой доход, без учёта расходов и налогов, составлял триста сорок тысяч рублей, но вот сколько из этого была прибыль — в документах почему-то не значилось. Стало быть, придётся ехать, разбираться на месте. Летом бы по Днепру на каком-нибудь кораблике добрался, зимой же придётся по железной дороге, причём с пересадкой и приключениями: в Буйничах останавливались только дачные поезда, что шли до Могилёва, пассажирские проскакивали местечко без остановки. В Шклове они останавливались, но брать купе для поездки на тридцать вёрст⁈ Придётся как-то подбирать пригородные, они же «дачные», поезда чтобы не ждать в Могилёве слишком долго.

«А на машине от силы час туда, час обратно. Причём в любое удобное тебе время».

«Дед, не дури голову. Честь шляхетская — то немногое, что у меня осталось, и я её не уроню!»

«Так я не про роняние чести, а про машину».

«Ррррр!!!»

Ладно, что-то по заводу можно узнать по телефону, заодно и о времени визита договориться.

Не то выпитая настойка помогла, не то хорошо отвлёкся на работу с документами, но трясти меня перестало. Сразу появилось желание сходить в столовку на обед и готовность после этого связаться с лабораторией — там, наверное, дел накопилось предостаточно.

А вот после обеда, когда вышел на лицо и достал из кармана мобилет, вдруг понял, что не хочу я сегодня работать. И завтра не хочу, но это будет завтра. Понимаю, что надо бы, что люди ждут и всё прочее, но — бееее… Нет, не хочу, и всё. Набрал Машеньку — и провалился в разговор с ней. Очнулся уже на подъезде к Могилёву, даже не помню толком, как лихача ловил.

Гуляли по городу, болтали, грелись в кафе, опять гуляли… Когда снова замёрзли, Маша решительно заявила:

— Что мы ерундой маемся? Пойдём ко мне!

— Опять мама светскую беседу организует…

— Во-первых, не сразу, а во-вторых — лучше чай пить, чем мёрзнуть.

— Хорошо, только надо зайти, купить что-то к чаю. И Ваське пару «мышек» заодно.

Маша засмеялась:

— При ней только такое не ляпни — будешь враг номер три!

— Почему враг и почему такой номер?

— Из-за сочетания фамилии и имени её в совсем раннем детстве дразнили «кот Васька», её это жутко бесило. А номер три — потому что два первых места заняты намертво. Навсегда. Ну, или пока не повзрослеет немножко.

— Слушай, позвони маме, может, ещё что купить надо по дороге? Мало ли — молоко внезапно кончилось или неожиданно пришла мысль приготовить что-то, а нет нужного по рецепту?

— Хозяйственность и заботу проявляешь?

— Как-то так. — Не рассказывать же, что это дед реалиями своего мира живёт и никак не может привыкнуть, что здесь продуктами закупается кухарка по списку, который ей хозяйка дома накануне вручает?

Мы подошли к подъезду Мурлыкиных, когда я заметил на краю дорожки около лавочки тёмный комок. Не то варежку кто потерял, не то… В этот момент комок шевельнулся, выпростав из себя какой-то отросток, что ли? Издавая редкий, прерывистый тихий писк комок подполз к Маше и начал карабкаться по ноге, но где-то на уровне колена остановился, замер и начал дрожать. Маша наклонившись, отцепила его и подняла к лицу.

— Ой, котёнок! Замёрз совсем!

Она расстегнула шубку и спрятала малыша на груди, бросив мне:

— Давай быстрее домой, он совсем уже холодный!

Мы буквально вбежали в дом, а потом и в квартиру. Маша закричала:

— Мама! Мамочка, быстрее, пожалуйста!

Котёнок лежал в ладонях как комок черноты, порой даже казался плоским куском мрака, такой был беспросветно чёрный. Оказывается, сероватый налёт был снегом, который не тая лежал на шкурке. Сил у зверька уже не было даже пищать, только дрожь волнами прокатывалась вдоль тельца.

— Надо отогреть, и молока тёплого, но не горячего, градусов тридцать восемь. С капелькой мёда. И через шприц без иголки вливать к основанию языка. Только хватит ли у него сил хотя бы глотать…

— Так! — раздался сзади голос Екатерины Сергеевны. — Давайте сюда страдальца.

И добавила уже мне:

— Я всё-таки маг Природы. Пусть и не Жизни, но что делать как-нибудь уж разберусь! Моему тотемному животному в моём доме пропасть уж точно не дам!

Она забрала котейку, спрятав в ладошках, и позвала:

— Василиса! Давай со мной, помогать будешь! — И, обернувшись к нам, добавила: — А вы ведите себя прилично тут! И не шумите!

Неприлично себя вести не получилось бы — похоже, всё мысли Мурлыки моей были с котёнком. Точно! У неё же тотем — кошачьего вида! Если не сам Кот, то кто-то из его прайда, какая-нибудь Мурлыка, например, как у меня Рысюха. Я, если честно, пока и не уточнял этот момент.

— Мне не по себе, Юра! Мы там гуляли, в кафе сидели — а он замерзал, страдал, мучился! Почему мы раньше не пришли, а, Юра⁈

«Так, это настроение надо ломать, срочно! Пока у неё не собралась ассоциация, где прогулки с тобой свяжутся с чем-то плохим. А иначе будет очень трудно избежать охлаждения, а то и разрыва!»

«Ты серьёзно⁈»

«Более чем! Сколько пар распалось из подобных случайных совпадений и ассоциаций!»

— Ты когда из дома выходила, его же не было?

— Нет, конечно!

— Значит, он полз откуда-то. И вряд ли быстро — сил у него совсем нет. Так что, если бы мы пришли минут на пятнадцать раньше — могли и не увидеть за сугробом, и не услышать. Он же не мяучил даже — так, попискивал. Так что очень вовремя мы пришли — вовремее не бывает!

Маша начала оттаивать, даже фыркнула:

— «Вовремее», надо же такое слово выдумать! Ты же поэт как-никак, должен чувствовать язык, слово! А ты такое вот выгибаешь!

— В том-то и дело, что чувствую — где и как можно выгнуть, чтоб не сломалось. Хочешь, я тебе слово «когда» по падежам просклоняю?

— Как⁈

— Не «как», а «когда»!