предводителем, выглядывающим из коляски. Марья Алексеевна растерянно обернулась к Бронским, но Сергей Львович уже кричал кучеру:

- Пошел!

Коляска некоторое время маневрировала, принимая нужное направление и, наконец, скрылась в клубах пыли. Марья Алексеевна побрела к оставленной бричке, где уже устроилась безмолвная Катя. Норов взгромоздился верхом на свою лошадку и поскакал впереди. "Принесла же его нелегкая!" - грустно думала Марья Алексеевна, и краски жизни исчезали с ее лица.

22.

В доме опять установилось осадное положение. Норов под предлогом заботы о женщинах, "вверенных ему судьбой", не велел выдавать им лошадей без его ведома.

- Повадились по гостям, когда дел по хозяйству не счесть! - ворчал он за чаем, победительно поглядывая на Марью Алексеевну.

Веселое расположение духа дяди казалось Кате подозрительным Верно, делишки его пошли на лад.

Не на шутку перепуганная Катя несколько дней не выходила из дому. Она подолгу рассматривала миниатюрный портрет в золотом медальоне, который был подарен ей Гришкой. А, может, не подарен? Что как он явится за ним, ведь ходил же уже под окнами в саду, высматривал что-то. От этого предположения Кате делалось и вовсе не по себе. Даже мысль о Левушке, который, верно, ждал ее в рощице, не могла заставить Катю преодолеть этот страх. Да и дядя, как назло, глаз не спускал с нее.

Рассматривая прекрасные черты грузинской княжны, девушка сделала еще одно ошеломляющее открытие: они похожи. Нет, не Гюльза и ее беспутный сын Григорий. Катя брала зеркало, разглядывала свое отражение и сравнивала с миниатюрой. Да, было решительное сходство. Что-то в выражении глаз, в посадке головы, в загадочной полуулыбке.

Надо поскорее избавиться от этого проклятого медальона. Только как это сделать? По почте не пошлешь, не передашь с оказией. Словно золотые кандалы наложил на нее разбойник. Покуда эта золотая безделушка будет у Кати, покоя ей не знать!

После обеда (а у Денисьевых обед был по-деревенски ранний: в два часа пополудни) дядя собрался уезжать, и Катя решилась выйти из дома. Она помнила всякий день, что Левушка ждет ее в рощице, и эта мысль не давала ей покоя. Было еще, что уж греха таить, намерение помучить его немного, испытать, сколь велико желание юного ветреника видеть ее, Катю. Теперь ей было стыдно, что не пошла сразу, превозмогая страх и преодолевая запреты, в березовую рощу.

Едва стих шум экипажа, увозящего дядю в губернский город, Катя крикнула Насте, что желает немного прогуляться, и, не слушая возражений, велела:

- Если маменька спросит, скажи, что я в саду!

- Не пойти ли и мне с вами? - сомневалась горничная.

- Шпионить за мной приставлена? - сердито возразила барышня. - Дядя тебя подослал?

- Грех вам, барышня! Что вы такое говорите! - обиделась Настя. - Так ведь боязно: разбойники рыщут, опять этот нехристь Гришка по дорогам шатается.

- Что толку от тебя в таком случае? От разбойников не спасешь...- пробормотала Катя, пряча медальон на груди. Зачем она взяла его, Бог ведает.

На девушке было легкое ситцевое платье в клетку и хорошенькая новая шляпка. Жаль, зонтик белый, кружевной давно износился. Впрочем, хрупкая вещица эта положительно не для леса.

- Так ты поняла, Настя? Я в саду, коли маменька спросит, - повторила Катя.

Настя неодобрительно качала головой, наблюдая ее сборы. Барышня в последний раз взглянула на себя в зеркало, поправила локоны и выпорхнула из комнаты. Часы в столовой пробили три.

Она спешила к березовой роще, минуя сад, и выбралась из потайной садовой калитки, ключ от которой всегда висел в заброшенной оранжерее. Роща начиналась почти прямо за садом, нужно было только пройти небольшое поле, заросшее свежей травой. Катя легко преодолела его в своих удобных башмачках. Войдя в рощу, она пошла по тропинке, которую издавна протоптали грибники. Где-то слева тянулась проселочная дорога, но до нее шагать и шагать. В светлом лесу легко дышалось, несмотря на знойный день. Березки толпились по обеим сторонам тропинки, как стройные девушки в ситцевых платьях, птицы оглушали своим звонким разноголосым хором.

К этой лесной симфонии вдруг прибавился посторонний звук. Катя вздрогнула: она расслышала негромкое ржание лошади. Сердце ее на миг замерло от испуга. Кто это? Уж не Григорий ли? Девушка остановилась, не решаясь идти дальше. Постояла и послушала. Тихо. Может статься, ей почудилось, что ржала лошадь? Лес шумел вокруг и жил своей мудрой вечной жизнью.

- И вовсе не страшно! - подбодрила себя Катя. - Надобно только тихонько красться, как гуроны...

Стараясь ступать бесшумно, она продолжила путь. Подходя к небольшой опушке, где лежало огромное, поваленное бурей дерево, Катя остановилась и прислушалась. Опять! Теперь она явственно слышала звон упряжи и нетерпеливое переступание лошадиных ног. Спрятаться в березовой роще непросто, но Катя прокралась к опушке, прильнула к довольно широкому стволу и опасливо высунулась из-за него. Ее платье сливалось расцветкой с березовой корой, и шляпка тоже была белая, тюлевая.

Катя разглядела из своего укрытия часть опушки, поваленное дерево... Она переместилась еще ближе, обнимаясь с березой, осторожно высунулась вперед и тихо ахнула.

На комле поваленного дерева сидел Лев Сергеевич Бронский в охотничьей куртке и картузе. Задумчиво глядя в сторону Катиного дома, он отмахивался хлыстиком от осаждавших его насекомых, а рядом топталась оседланная лошадь. Она мирно щипала траву, от времени до времени встряхивала гривой и обмахивалась хвостом. Рядом с Левушкой стояло охотничье ружье, прислоненное к дереву.

"Гуронка" радостно перевела дух. Уже не прячась, она выбралась на опушку.

Катя видела, как вздрогнул юноша, как вспыхнули восторженным огнем его синие глаза. Он не мог вымолвить ни слова, только вскочил ей навстречу и замер в ожидании, сдернув с головы картуз. Его глаза все сказали ей, и Катя, повинуясь сильному внутреннему порыву, бросилась к Левушке и приникла к его груди. Пылкий юноша тотчас заключил ее в объятья, не смея, однако, причинить ей хоть малое неудобство.

- Я ждал все эти дни, - жарко шептал юный правовед, и девушка слышала, как бешено стучит его сердце, и чувствовала, как тело его пронизывает дрожь.

- Я не могла прийти, - оправдывалась она, блаженно тая в его объятьях. "Ах, как хорошо! - мелькнуло в ее голове. - Если бы так замереть навсегда!"

То же думал и Левушка. Прерванная было нить вновь протянулась между ними, и всякое трепетание ее оба чувствовали тотчас.

Однако надо же было возвращаться на грешную землю. Катя с усилием оторвалась от милой груди и поправила шляпку, смущенно пряча