— Кто вам дал этот номер?

— Лидия! В чем, собственно, проблема? Никто мне его не давал. Я неправильно набрала номер. Приношу свои извинения.

— Как вас зовут? — спросила Лидия, но я повесила трубку. Мой мобильник снова зазвонил, я отклонила звонок и заблокировала номер. Хуже и быть не могло. Хотя нет, могло: если бы на ее месте оказался Зеки и велел мне пойти и сброситься со скалы. Но тогда, по крайней мере, уже не пришлось бы опять кому-то звонить.

Походив несколько минут по комнате и налюбовавшись на мамины кроссовки, я набрала следующий по списку номер с региональным кодом 919 — Северная Каролина — и услышала голосовое сообщение, записанное явно не Зеки. Позвонила по орегонскому номеру. Тишина. Набрала номер, зарегистрированный в Джорджии, и какой-то паренек снял трубку и сказал, что я ошиблась номером. Попыталась позвонить еще по нескольким не внушавшим доверия номерам — с тем же результатом. Наконец номера у меня закончились.

Тогда в голове мелькнула мысль, которую я раньше никогда себе не позволяла: Зеки умер, его больше нет, и не имеет значения, как давно я его ищу. Как будто приоткрылось окошко из пропавших без вести в погибшие, сквозь которое Зеки пролез, а я пытаюсь втащить обратно мальчика с разбитой губой, поедающего арбуз возле бассейна. Потому что в этом-то и было все дело. Путь это все лишь плод моего воображения, но Зеки был необходим, чтобы я могла жить дальше.

Я набрала в поисковике фамилию его матери, но не девичью, а по мужу, то есть Браун, Сидни Браун, город Мемфис, и поисковик сразу же выдал мне номер, который и прежде не раз мне попадался, но я никогда не хотела говорить с ней, поскольку не нуждалась в посреднике между мной и Зеки. Мне всегда казалось, что Зеки вернется в мою орбиту по воле судьбы, но этого не случилось. А теперь он нужен мне. Я набрала номер.

Раздался один гудок, и трубку взял Зеки. Это был он, я узнала его сразу. Не по голосу, который я помнила, а по чему-то еще. Ну почему это оказалось так просто? Почему я не попыталась позвонить ему давным-давно? И тут мне стало так дурно, словно на меня гигантской волной накатилось то лето, и я поняла, почему я не пыталась звонить ему по этому номеру раньше.

— Алло? — раздался в трубке его голос.

— Зеки? — спросила я, едва не теряя сознание.

— Алло? Кто это? — спросил Зеки в замешательстве.

— Зеки, это…

— Фрэнки?

— Да, — ответила я, плача. Это было так давно, и ему достаточно было назвать меня по имени, чтобы мир на секунду застыл. Я не могла дышать.

— Зачем ты мне звонишь? Что случилось?

— Зеки, — сказала я, но по-прежнему не могла нормально дышать. В груди было слишком тесно. Я даже подумала, не сердечный ли у меня приступ, но это был приступ страха. Вся моя жизнь катилась в тартарары.

— Фрэнки, зачем ты это делаешь? — спросил он.

Я услышала еще один голос — его матери.

— Что случилось? — спросила она, и он ответил:

— Мама, это Фрэнки.

— Повесь трубку, — велела она ему.

— Мне надо идти, — сказал Зеки, но я по-прежнему слышала его дыхание.

Я отчаянно пыталась не произнести те слова.

— Фрэнки, ты еще тут? — спросил он.

Я повесила трубку.

Отшвырнула ее, подтянула колени к груди, удерживая равновесие. Вы же догадываетесь, что я себе в тот момент говорила? Правильно, именно это. Снова и снова. Я ждала, что сейчас зазвонит телефон, что Зеки отправится меня искать, раз я нашла его. Однако телефон не издал ни звука. Во всем доме не было слышно ни звука.

Я сидела обхватив себя руками и закрыв глаза. Представляла себе постер с тянущимися ко мне ручищами. Чьи они, я не знала. Может, мои собственные? Я надеялась, что это не так. Сидела, раскачиваясь взад-вперед. Молилась, чтобы мама не зашла меня проведать. Осталось ли в мире что-нибудь еще? Моя комната как будто вернулась в свое прежнее состояние, с дурацкими плакатами на стенах, грязной одеждой и валяющимися повсюду фантиками от конфет, и я опять была подростком, и предметы расплывались от жары, и я вот-вот познакомлюсь с Зеки. И я позволила себе, прежде чем что-нибудь случится, пожить в этом недолговечном пространстве. И стало так хорошо, что я подумала: а зачем было дальше жить, почему я не осталась в том мгновении? Я уснула. Проснувшись в четыре часа утра, проверила мобильник. И вернулась в реальный мир. Зеки опять ушел.

И все же я его нашла. Он не сможет теперь так просто исчезнуть. У меня есть его номер. Его адрес. Достаточно вновь набрать его номер. Я могу звонить снова и снова, нажимая кнопку повторного набора номера, пока не затащу Зеки обратно в созданный нами двоими мир. Я размышляла о том, чем он прямо сейчас занимается, о чем думает. Возможно, он живет со своей мамой. Или мама живет с ним. Я не знала.

Он понятия не имел о Мэззи Брауэр, о статье и о том, что я призналась в изготовлении постеров. Он знал только, что девочка из того лета, когда он, возможно, сломал всю свою жизнь, ни с того ни с сего ему позвонила. Я знала, что для Зеки мой звонок стал неожиданностью. Так и должно было быть. Я искала его, готовилась к этому, но, услышав его голос, утратила способность соображать. Я надеялась, что у него все нормально. Надеялась, что он понял: я не пыталась ему навредить. Но откуда, черт побери, он мог это знать? Может, ему следовало меня бояться?

Существовал лишь один способ это проверить. Хотя за окнами по-прежнему было темно, я упаковала вещи и оставила маме записку. Я написала, куда еду, и что позвоню утром, и что вскоре привезу к ней Джуни. Затем села в машину и поехала к Зеки, на окраину, окраину, окраину.

Глава шестнадцатая

Я находилась в дороге уже два часа из четырех с половиной, когда мне позвонила мама:

— Фрэнки! Ну почему ты не подождала до утра? Господи, когда я вошла в твою комнату, то подумала, что ты вознеслась на небеса. Нельзя же меня так пугать.

— Мама, я оставила тебе записку, — ответила я, сражаясь с сонливостью и испытывая благодарность, что она меня взбодрила, пусть и таким способом.

— Солнышко, ты оставила записку в своей спальне, — парировала мама. — Поэтому я обнаружила ее уже после того, как решила, что тебя похитили. В следующий