Захариил обернулся, услышав тяжелые шаги позади себя, и увидел Астартес в изукрашенной броне.

– Ты быстро пробежал забег, парень, - сказал воин. - Как тебя зовут?

– Захариил, мой лорд.

– Встань, когда ко мне обращаешься, - приказал воин.

Захариил поднялся, и смерил взглядом лицо Астартес. Его черты были обветренными и утомленным, хотя его глаза все еще говорили о молодости. Его броня была украшена всеми видами символов, которых Захариил не смог распознать, и он нес золотой посох, увенчанный устройством, напоминающим рогатый шлем.

– Как ты победил в этом забеге?

– Я… я просто быстрее бежал, - сказал Захариил.

– Да, - сказал воин, - но откуда пришли силы?

– Я не знаю, думаю, я только поглубже копнул.

– Возможно, - сказал воин, - хотя я подозреваю, что ты не знаешь, куда копнул. Иди за мной, Захариил, у меня для тебя есть вопросы.

Захариил бросил быстрый взгляд на Немиила, который пожал плечами без особого интереса.

– Быстрее, парень! - сказал воин. - Разве ваши магистры не учат вас шевелиться?

– Извините, мой лорд, но куда мы идем?

– И перестань называть меня своим лордом, это раздражает меня.

– Тогда, как мне называть вас? - спросил Захариил.

– Называй меня братом библиарием Израфаилом.

– Тогда, куда мы идем, брат Израфаил?

– Мы идем в другое место, - сказал Израфаил, - и там я задам тебе вопросы.

Другим местом оказалась одна из келий для медитаций, куда отправляли оруженосцев подумать над своими проступками, сделанных пред магистрами Ордена. Каждая келья была местом для размышлений, с единственным окном, откуда кающийся оруженосец мог глядеть на калибанские леса и думать над тем, что он совершил.

– Я сделал что-то не так? - спросил Захариил, следуя за Израфаилом в келью.

– Почему ты так думаешь? Что-то совершил это?

– Нет, - сказал Захариил. - По крайней мере, я так не думаю.

Израфаил указал на то, что Захариилу следует сидеть на табурете в центре кельи, и подошел к окну, закрывая тонкий свет своим объемным бронированным телом.

– Скажи мне, Захариил, - начал Израфаил, - в твоей короткой жизни, был ли ты в состоянии делать… странные вещи?

– Странные вещи? - спросил Захариил. - Я не понимаю.

– Тогда позволь мне привести тебе пример, - сказал Израфаил. - Могли ли объекты, окружающие тебя, двигаться без твоего касания? Видел ли ты во снах что-либо, впоследствии сбывшееся? Или ты видел вещи, которые не мог объяснить?

Захариил вспомнил свою схватку с Эндриагским Зверем, и клятву держать необыкновенность своей победы при себе. Древние калибанцы когда-то сжигали людей в связи с такими силами, и он считал, что Астартес были не менее строгими с такими вещами.

– Нет, брат Израфаил, - сказал он, - ничего подобного.

Израфаил рассмеялся.

– Ты лжешь, мальчик. Это ясно, как день, даже без помощи варпа. Я спрашиваю опять, ты сталкивался с подобными странными вещами? И прежде, чем ты ответишь, помни, что я буду знать, лжешь ли ты, и ты утратишь все шансы продолжать испытания, если я решу, что ты был менее, чем правдив.

Захариил взглянул в глаза Израфаила, и понял, что Астартес был совершенно серьезен. Израфаил единым словом мог вышвырнуть Захариила из испытаний, но он хотел победить в них и доказать, что достоин более, чем кто-либо.

– Да, - сказал он, - сталкивался.

– Хорошо, - сказал Израфаил. - Я знал, что почувствовал в тебе силу. Продолжай, когда это было?

– Это было, когда я сражался с Эндриагским Зверем. Тогда оно и случилось. Клянусь, я не знаю, что это было, - сказал Захариил, слова вырвались из него в порыве исповеди.

Израфаил поднял руку.

– Успокойся, мальчик. Просто расскажи мне, что произошло.

– Я… я не уверен, - сказал он. - Зверь побеждал, он собирался убить меня, и я почувствовал нечто… я не знаю… во мне поднялась моя ненависть к Зверю.

– Что случилось потом?

– Это было, как будто… как будто время замедлилось, и я смог видеть вещи, невиданные мною прежде.

– Какие вещи?

– Я мог смотреть внутрь Зверя, - сказал Захариил. - Я мог видеть его сердце и скелет. Я мог зайти в него, будто он был призраком.

– Взор ужаса, - сказал Захариил, - очень редкий.

– Вы знаете об этом? Что это такое?

– Это одна из форм ворожбы, - сказал Израфаил. - Псайкер использует свою силу, чтобы смотреть сквозь физические сферы, и перемещать части своего тела в варп. Это очень могущественно, но чрезвычайно опасно. Тебе повезло, что ты остался в живых. - Эта сила злая? - спросил Захариил.

– Злая? Почему ты спрашиваешь?

– В нашем прошлом людей, владеющих подобными силами, сжигали.

Израфаил проворчал в симпатии.

– Давным давно на Терре все было так же. Любого, кто был иным, преследовали и боялись, хотя люди, делавшие это, не знали того, чего они боялись. Но отвечая на твой вопрос, мальчик, то нет, твоя сила не злая, не более, чем меч является злым. Она просто инструмент, который может использоваться в добрых и злых целях, в зависимости от того, кто ею пользуется и зачем.

– За это меня исключат из испытаний?

– Нет, Захариил, - сказал Израфаил. - Как ничто иное, это делает тебя наиболее вероятным кандидатом на избрание.

– Избрание? - спросил Захариил. - Так они были для того, чтобы выбрать, кто станет Астартес?

– Частично, - припустил Израфаил, - но также и для того, чтобы увидеть, что человеческий род на Калибане достаточно чист, чтобы гарантировать его включение как мир, откуда Легион сможет рекрутировать новобранцев.

– И он чист? - спросил Захариил, не совсем понимая слава Израфаила, но не терпя узнать больше о Легионе.

– Пока, да, - сказал Израфаил, - что есть хорошо, поскольку для примарха было бы тяжело бросить свой родной мир.

– Примарх? - сказал Захариил. - Кто такой примарх?

Израфаил снисходительно улыбнулся Захариилу и сказал:

– Конечно, это слово для тебя ничего не означает, не так ли? Ваш Лорд Джонсон - это тот, кого мы знаем как примарха, одного из сверхчеловеческих воинов, созданных Императором, чтобы сформировать генетический проект Астартес. Первый Легион был создан из его генетической структуры, и в некотором смысле, мы его сыновья. Я знаю, что сейчас для тебя в этом нет никакого смысла, но со временем это будет не так.

– Вы хотите сказать, что есть другие, похожие на Льва? - спросил Захариил, не веря, что могли быть еще существа, столь возвышенные, как Лев Эль'Джонсон.