— Как вы? — спросил он. — Как ваша дочь?

— Не знаю. Она… — Я осеклась, не в силах продолжать.

— Что случилось?

Я рассказала ему о нашей ссоре и о брошюре «Реки жизни».

— Мне ужасно жаль. Я могу вам хоть чем-то помочь? У меня днем есть свободное время — не хотите прогуляться, подышать воздухом, обсудить все?

— Спасибо, но я собираюсь поездить по городу, проверить приюты.

— Если захотите увидеться, позвоните. Держитесь.

— Постараюсь, — сказала я со вздохом. — Молюсь только о том, чтобы она не угодила в коммуну. Она сейчас очень уязвима. — Я рассказала ему о решении Тамми пойти в полицию и добавила: — Не знаю только, сколько времени займет расследование и арестуют ли его вообще.

— Даже если Лиза уже в центре, потребуется время, чтобы она полностью в него погрузилась. Может, она пойдет на какой-то семинар для начинающих и ей там не понравится. А если Аарона арестуют, она сама оттуда уйдет.

Мне вспомнилось, как Хизер поехала на первый семинар и осталась там на несколько месяцев, бросив семью, друзей и прежнюю жизнь.

— Надеюсь, вы правы.

Лизу мне найти не удалось. Вечером я снова отправилась на поиски, надеясь, что кто-нибудь из бездомных решит вернуться в ночлежку. Хотя в это время на улицах было небезопасно, меня ничто не могло остановить. Похолодало, так что я закуталась поплотнее и устроилась рядом со зданием ночлежки с фотографией Лизы в руке. Через некоторое время у ступенек столпились молодые люди, и один из них, с многочисленным пирсингом и со скейтбордом в руке, обратил на меня внимание. У него было дружелюбное выражение лица, так что я отважилась к нему обратиться. Он пошел мне навстречу.

— Вы кого-то ищете?

Я протянула ему фотографию.

— Это моя дочь, ее зовут…

— Лиза, — кивнул он. — Я ее знаю. Она клевая.

— Вы не знаете, где она может быть?

Я задержала дыхание. «Господи, пожалуйста…»

Он бросил взгляд на своих друзей, которые уже собрались идти дальше.

— Я видел ее пару дней назад. Она говорила, что собирается зависнуть в Игле.

— А что это?

— Это на Каледонии-авеню. Большой белый дом. Поосторожнее там. Главное, чтобы вас не приняли за соцработника или копа.

— Спасибо. А почему это место называется Игла?

— Да потому что там все на игле. Удачи, леди.

Он отошел.

Если Лиза там, значит, она вернулась к наркотикам?

— Вы знаете, что пару дней назад у нее была передозировка? — окликнула я его.

Он обернулся и пожал плечами:

— Я вроде слышал, что она завязала.

Он поставил свой скейт и укатил к друзьям. Значит, он тоже слышал, что Лиза завязала. Может, она сказала правду?

Я приехала к Игле и некоторое время думала, не вызвать ли Кевина на подмогу. Но если Лиза его увидит, она тут же сбежит. Я глубоко вдохнула, толкнула дверь и сразу же погрузилась в запах немытых тел, химикатов и табачного дыма. Стараясь не паниковать, я зашагала по темному коридору. Путь мне преградила огромная куча мусора. «Не обращай внимания, ты ищешь Лизу!» Я сосредоточилась на дыхании, дожидаясь, пока сердце успокоится, и пошла дальше. В большинстве комнат на полу валялись матрасы со спящими людьми. Некоторые сидели и таращились в пустоту. Деревянные полы были завалены мусором. Какая-то женщина смотрела на меня — ее лицо и руки были сплошь в открытых ранах. Я торопливо отвернулась. В соседней комнате меня встретила молодая индианка, вся в татуировках.

— Кого ищешь, сестричка?

— Я ищу дочь, Лизу Лавуа.

Она задумчиво прищурилась.

— В конце коридора есть Лиза. Очень миленькая.

Она ухмыльнулась.

Я поспешила дальше, боясь, что меня стошнит от всех этих запахов. В конце коридора была дверь. Несколько мгновений я колебалась, не постучать ли, потом решительно распахнула ее. Лиза сидела на старом матрасе, стены были в лохмотьях обоев, через разбитое стекло задувал ледяной ветер, подоконник был покрыт плесенью. По полу были разбросаны упаковки от пиццы. На ней была все та же одежда — линялые черные джинсы и серая толстовка. Укутавшись в пальто и натянув на голову капюшон, она привалилась к стене, прижимая к себе рюкзак. Глаза у нее были закрыты, а лицо казалось таким бледным, что на мгновение у меня перехватило дыхание. Но тут она что-то пробормотала.

— Лиза?

Она открыла глаза и посмотрела на меня. Зрачки у нее были расширены. Она покрепче обняла свой рюкзак и принялась озираться, что-то жуя. Было ясно, что она под кайфом. Я подавила желание вытащить ее отсюда и запереть дома. Гнев во мне боролся с отчаянием: как она могла так с собой поступить?

— Что ты тут делаешь? — спросила она.

— Ты оставила дома брошюру центра «Река жизни». Откуда она у тебя?

Избегая моего взгляда, Лиза смущенно почесалась.

— Эти люди опасны. Ты даже не представляешь…

— Бред какой-то! — огрызнулась она. — Вечно ты твердишь, что мне надо лечиться, а когда я обращаюсь за помощью, опять недовольна.

Она была права. Я много лет уговаривала Лизу обратиться к врачу, но откуда мне было знать, что она пойдет в этот центр? Тут надо было проявить дипломатию.

— Лиза, я знала их руководителя в детстве. Сначала он говорит, что хочет помочь, но это очень опасное место. Особенно для девушек. Этот человек…

— Ты хочешь, чтобы я завязала, ведь так? Они уже помогли моим знакомым. Почему ты вечно во все вмешиваешься?

Она осеклась, лицо у нее пылало от гнева. С раннего детства она стеснялась слез — когда-то она приходила за утешением только ко мне, а всех остальных отталкивала.

Я опустилась на пол рядом с ней.

— Лиза, я готова тебя поддержать. Но ты должна знать, куда обращаешься.

— Теперь ты, значит, хочешь меня защитить. А раньше ты где была?

— Я всегда была рядом…

Она визгливо рассмеялась.

— Ты вечно училась помогать кому-то другому, меня ты просто не видела. Не спасла меня.

У меня зашумело в ушах — все вокруг словно замедлилось, и ее слова донеслись до меня откуда-то издалека. Мое подсознание уже приготовилось услышать что-то ужасное.

— Не спасла от чего?

— Да от того, что со мной делали, мамочка. Ты что, слепая?

Я осела, пытаясь осмыслить услышанное. Она хочет сказать, что ее кто-то совратил? Наши взгляды встретились — она враждебно смотрела на меня, но я видела в ее глазах и стыд, и боль. Так это правда! Я попыталась что-то сказать, но сердце колотилось как бешеное, а мысли путались. Наконец я взяла себя в руки.