Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Венера? — оторвался от книги Тарас. — Мраморная богиня? Хотите послушать, как Мережковский описывает прибытие в Россию статуи Венус, купленной в Италии по приказу Петра Первого? — И, не дожидаясь ответа, студент стал читать вслух: — «По морям и рекам, через горы и равнины, через русские бедные селения, дремучие леса и болота, всюду бережно хранимая волей царя, то качаясь на волнах, то на мягких пружинах, в своем темном ящике, как в колыбели или в гробу, совершала богиня далекое путешествие…»
— Можно предположить, что такое же путешествие совершила и Венера из коллекции Неведомских, — заметил Кленский. — И так же освоилась здесь, под Мширой, среди «русских бедных селений, дремучих лесов и болот»…
— «Все такая же, невинная и сладострастная, нагая и не стыдящаяся своей наготы, — подхватил, продолжил читать Тарас. — С того самого дня, как она вышла из тысячелетней могилы своей, шла она все дальше и дальше… из века в век, из народа в народ. Пока не достигла последних пределов земли, Гиперборейской Скифии, за которой уже нет ничего, кроме ночи и хаоса».
— Насчет хаоса — это точно замечено, — вздохнул Филонов. — Однако попробуем разобраться…
— Яша описывает в своей записной книжке дорогу к усадьбе Неведомского, — заметил Владислав Сергеевич. — Вы и сами, Дамиан, в этом убедились. Это не противоречит моей «версии».
— Возможно… Возможно, ураган вырыл из глубокого ила Мутенки покоящийся там клад Неведомских. И унес, разбросал. Возможно, Яша случайно, бродя по лесу, наткнулся на обломок мраморной статуи из коллекции Неведомского, «вырытой» и разбросанной ураганом. А дальше…
— Что же дальше?
— Все довершило его больное воображение. Его и так сдвинутой психике достаточно было небольшого толчка. Дон Жуану вообще пятки хватало, чтобы довершить образ и составить полное представление о женщине. Очевидно, Нейланду хватило лодыжки, чтобы вообразить прекрасную Венеру. Мраморную богиню, влюблявшую в себя и прежде довольно регулярно ее обладателей, графов Неведомских… К несчастью, находка Нейланда совпала еще и с чтением Мериме. Бедняга сошел с ума. Влюбился в статую… Впрочем, Нейланду и сходить не надо было — он и так был сумасшедшим.
— И что же?
— Ну, и все.
— Что — все?
— Это тупиковая версия.
— А я думаю иначе… — упрямо покачал головой Кленский. — Как человек с неустойчивой психикой, Яша, возможно, «улавливал» то, что не дается нам, нормальным и толстокожим…
— То есть?
— Они богини… Они мраморные. Но все равно они женщины, — пробормотал Владислав Сергеевич. — Поэтому хотят проверить свои чары, доказать свою власть. Я бы тоже захотел убежать на его месте. Яша хотел уехать! Но, очевидно, не смог.
— Вы серьезно?
— Ну, можете понимать это как метафору. Некто хотел бежать от своей блажи, от наваждения… Граф Неведомский тоже не просто увлекался коллекционированием античных скульптур. Он верил в чудодейственные силы и чары своих мраморов.
— Так-так… А вы что, Вера Максимовна, думаете обо всем этом? — Филонов повернулся к «руководительнице юных археологов».
— Хотите знать, что думают «нормальные и толстокожие»? — поинтересовалась Китаева. — Что ж… Говорят, один из Неведомских и правда был любителем всяких мистификаций и представлений на античные темы… Служил культу Венеры. Известно, что около принадлежавшей ему статуи этой богини всегда стоял треножник. Кстати, само название «Купель Венеры» сохранилось еще с тех времен, когда здесь была усадьба Неведомского. Речка протекала по его землям. И нимфы, и дриады тут у него бегали, и вакханки скакали…
— Что касается дриад, поверьте, с ними шутки плохи… — вдруг вполне серьезно заметил Дамиану Тарас.
— Неужели?
— Ага…
— Вы тоже меня мистифицируете?
— Никто вас не мистифицирует, — вздохнул Кленский.
— Неужели?
— А гематомы на трупе, Дамиан? Что вы о них скажете?!
— Только не надо больше про «каменные объятия», Владислав Сергеевич… У синяков бывает и иное происхождение.
— Кстати, когда в России появились первые статуи античных богов… — вздохнул Тарас, — этих языческих кумиров и идолов восприняли как знак, возвещающий появление антихриста.
— Даже так?
— Белые черти… Так называли на Руси тогда этих Венер и Селен…
* * *
Дом и правда выглядел крайне мрачно. Как и предупреждал Дамиан.
Кленский нерешительно подошел поближе… Сыщик прав: здесь может быть опасно…
Заросли крапивы. Ядовитый борщевик в человеческий рост высотой… Это был настоящий деревенский дом. Из хлева, примыкающего к самому дому, доносились сопенье и хрюканье. Запах скотного двора.
Однако сколько Кленский ни ждал, что за зеленой стеной крапивы и ядовитого борщевика кто-нибудь мелькнет, никого он так и не увидел. Никакого женского силуэта.
Он уже собрался уходить, так и не решившись постучать в дверь, как… Некое солнечно-золотистое свечение в высокой траве, словно солнечный зайчик, пущенный зеркалом, привлекло его внимание. Кленский отодвинул траву…
Перед ним на зеленом лужке сидел златокудрый малыш. И играл в какие-то золотистые странные игрушки.
«Разве можно детям играть с такими острыми и опасными предметами?!» — испугался Кленский, глядя на эти игрушки.
И вдруг вскрикнул и схватился за сердце.
* * *
— Что с вами? — испугалась Вера Максимовна, когда Кленский, держась за сердце, появился в лагере.
— Сам не понимаю… — прошептал, морщась от боли, Кленский.
— Может, сердечный приступ?
— Да нет вроде бы…
— Может, нитроглицеринчику?
— Не знаю… Такая внезапная пронзительная боль! Впрочем, ничего, не волнуйтесь… Кажется, уже проходит.
— Вот и хорошо…
Кленский соврал: боль в сердце не проходила. Но ему отчего-то вовсе не хотелось избавляться от нее. Эта боль была не только мучительной, но и довольно приятной.
— Вы видели когда-нибудь, Верочка, как женщина превращается в иву? — заметил Кленский, отстраняя протянутый ему Китаевой нитроглицерин.
Вера Максимовна пожала плечами:
— В иву? Прямо дриада какая-то… И где это такое вам примерещилось?
— Возле Купели Венеры.
— Вы, право, как наш Коля маленький… Он тоже утверждает, что видел какого-то белобрысого — или, как он говорит, златокудрого! — пухлого мальчишку, нагишом разгуливающего по лесу с луком и стрелами. — Китаева, отмахиваясь от ос, накрывала на стол, расставляла миски.
— Златокудрый малыш? — оживился Кленский. — Как на картинах старых мастеров? Они, знаете ли, именно так и изображали Амура.