Я почти не слушаю священника. Моё внимание приковано к шаферу и его глазам.

♥♥♥

Следующий час проходит как в тумане. Настоящее и прошлое смешиваются, создавая какое-то новое третье измерение. Вместо клятв жениха и невесты я слышу эхо слов Джейса, сказанных тем утром в Новом Орлеане:

— Я обещаю любить тебя, твоих четырёх кошек, шесть кур и тысячи книг, которые ты спасаешь, до тех пор, пока будет биться моё сердце. Я обещаю любить тебя даже тогда, когда ты бездумно спускаешь всю горячую воду в душе и поёшь Тейлор Свифт во всю мощь своих лёгких без остановки.

— Я обещаю любить тебя даже тогда, когда ты будешь пинать меня под одеялом по ночам, а затем бесцеремонно его забирать.

— Я обещаю всегда быть рядом, когда ты нуждаешься во мне, и быть сильным, когда ты уязвима. Я обещаю никогда не лгать тебе, всегда говорить правду, даже если она причиняет боль.

— Я обещаю любить тебя каждый день, даже когда у тебя появятся седые волосы или выпадут зубы, потому что ты — любовь всей моей жизни, Лола Арчибальд, и я никогда не перестану любить тебя.

Разве это не лучшее признание на свете? Как я могла хоть на секунду подумать о том, чтобы отпустить его? Возможно, нам обоим придётся немного поработать над тем, как вести себя, когда мы в ссоре, но в остальном — всё идеально…

И я разрушила всё по щелчку пальцев.

Настоящее и прошлое смешиваются, когда жених и невеста обмениваются кольцами. Я не могу удержаться от того, чтобы не потеребить кольцо обещания, которое всё ещё на моём пальце. Я никогда его не снимала. Взгляд Джейса опускается на мою руку, а затем возвращается к моим глазам, ещё более напряжённым, чем прежде.

Эйден впервые целует свою жену, и единственное, на чём я могу сосредоточиться, — это на призраке губ Джейса, прижавшихся к моим.

Когда церемония заканчивается, мне не терпится броситься к Джейсу и наконец-то поговорить с ним. Но вместо этого свадебный координатор уводит меня от алтаря в боковую комнату поменьше. Я даже не успела осознать, что происходит, как меня захлестнула волна шифона и хихикающих женщин.

Судя по всему, в бальный зал приёма мы должны войти отдельно, сопровождаемые к своему месту.

К сожалению, в списке гостей невесты моё имя не с Джейсом. Когда его вводят в ту же небольшую комнату, его тут же подхватывает Бритни, подружка невесты, и они отправляются в начало очереди. Я же оказываюсь в самом низу, в паре с кузиной Эйдена.

Всё не так уж плохо. Я ждала намного дольше. Ещё десять минут — и я не умру.

Вот только это не десять минут. Нам предстоит позировать для миллиона постановочных фотографий, там предусмотрены все возможные комбинации — подружки невесты и невеста, друзья жениха и жених, только подружки невесты, только друзья жениха, каждая подружка невесты со своим спутником и т. д., - за исключением той, на которой мы с Джейсом окажемся достаточно близко, чтобы произнести друг другу два слова.

Как только фотосессия закончилась, нас провели в бальный зал для приёма гостей, и после того, как мы грациозно вошли, усадили за отведенные столы.

Я сижу за одним столом с Джейсом, и это хорошо. Но он сидит на противоположной стороне, что не идеально. Я не могу крикнуть ему через весь стол:

— Эй, Джейс, не мог бы ты передать хлеб? Кстати, ты всё ещё влюблён в меня или я уже окончательно все испортила?

Эйден и Кирстен заняли маленький прямоугольный столик для одной пары во главе комнаты, а мы с Джейсом расположились у окон вместе с остальными участниками свадебного торжества и родителями Эйдена и Кирстен. Действительно, не самая лучшая обстановка и публика для воссоединения влюблённых.

Это просто смешно. Я встаю, намереваясь пойти в туалет и надеясь, что Джейс последует моему примеру, но две руки сжимают мои плечи и возвращают меня на стул.

— Пожалуйста, не двигайся, дорогая, — инструктирует меня свадебный координатор. — Нам ещё нужно сделать несколько снимков зала со всеми сидящими гостями и нетронутой сервировкой. Нам не нужны дыры, особенно за одним из самых важных столов.

— Ох, хорошо, — сажусь обратно, огорчённая, и украдкой смотрю на Джейса.

Его взгляд устремлён на меня, как и весь день. Но на этот раз… в них появился новый блеск солидарности. Как будто он понял, что я пыталась сделать.

Я облегчённо вздыхаю, даже не подозревая, что всю неделю держала это в себе.

Мы на одной волне. Он тоже хочет поговорить.

Когда фотограф делает миллионный снимок стеклянных стеблей, на которые никто никогда не посмотрит, я уже собиралась снова откланяться, когда мама Эйдена поворачивается и спрашивает:

— Ты знала, что отель «Палмер» был построен в качестве свадебного подарка?

Нет, я не знала, и мне всё равно.

Тем не менее я вежливо улыбаюсь и притворяюсь, что этот самородок информации меня заинтересовал.

— Правда? Для кого?

— Поттер Палмер, чикагский бизнес-магнат, построил его для Берты Оноре, богатой светской львицы, которая была на двадцать три года моложе его. В то время это был настоящий скандал. Кто-то даже сказал, что их брак проклят.

— Проклят? Почему?

— Потому что всего через тринадцать дней после торжественного открытия отель сгорел во время Великого Чикагского пожара.

Я тщетно обыскиваю комнату в поисках признаков пожара.

— Как же мы сейчас в нём сидим?

— Потому что Палмер сразу же отстроил его заново, сделав одним из самых долговечных отелей в стране.

— Значит, не так уж и проклят.

— Но лишиться всех денег и потерять отель ровно через тринадцать дней после того, как он открылся в первый раз. Ты заметила, что у них нет тринадцатого этажа?

Как и в половине отелей Америки, я испытываю искушение ответить, но держу рот на замке. Мама Эйдена ведёт себя мило, она не должна знать, что её болтовня мешает мне впервые рассказать любви всей моей жизни о своих чувствах. Поэтому я молчу и слушаю её историю.

К тому времени, когда я заканчиваю обсуждать столетний роман с мамой Эйдена, приносят закуски, и я уже не пытаюсь уйти. Все остальные за столом, кажется, приклеились к своим местам, и я не хочу показаться грубой, неблагодарной или незаинтересованной в свадебном банкете.

К тому же Джейс мог бы извиниться первым. Он видел, что я пыталась сделать раньше. Если бы он хотел поговорить так же сильно, как и я, всё, что ему нужно было бы сделать — встать, сказать, что нам