Ребров уже сидел перед телевизором и смотрел прямой репортаж побоища у крыльца заводоуправления, а после, когда тренированные злодеи Пантелея, наряженные в чёрную униформу мифической охранной фирмы, чем-то похожую на тюремную робу, легко сбили заслон обычных сторожей, мордобой и женские визги конторского персонала переместились в узкие коридоры. Там и тут полопались оконные стекла, грохнул взрывпакет, из одного кабинета второго этажа сквозь открытую форточку повалил дым — выкуривали собственников дымовой шашкой.

Пантелей, значит, город теперь под себя подломит — организация Ондатра, лишившись своей верхушки, ослабла, ей ещё предстоит кровавый разбор «должностей» среди тех, кто остался. Она Пантелею теперь не противовес. Сейчас начнётся беспредел, как в лихих девяностых, только успевай уголовные дела открывать!

— Как съездили на стрелку? — не отрываясь от экрана, спросил Ребров.

— Ты не в курсе?

— Нет. Как?

— Хорошо… Два трупа.

— Что?! — Ребров обалдело оглянулся. — Одоева-то жива?

— Типун тебе на язык! Лиза молодец!

— А-а… — Ребров снова обратил своё внимание на экран телевизора, совсем не любопытствуя, кто же перешёл из нормального, живого состояния в неживое, стал «добычей» патологоанатомов.

Геннадий не стал вдаваться в подробности. Поглаживая карманы, в которых покоились компроматы, глядя на творящийся на мясном заводе беспредел, подумал, что хранить их не стоит — это самая опасная бомба по его душу, надо их уничтожить, изломать и сжечь.

Тут из открытой настежь входной двери заводоуправления показалась женщина лет сорока, которую за волосы выволок и пинком столкнул с крыльца Тетеря! Ах, тварь, вот он, охранник липовый!..

В душе Геннадия закипел гнев по отношению к подонку — не получал он ещё укорота, раз так бесцеремонно поступал с людьми: кого-то избил, кого-то ограбил, кого-то мочой окатил, кого-то за волосы из собственного кабинета выволок и кинул наземь. Там ведь и второй урод должен быть — Пантелей всю свою шушеру отправил громить заводскую контору.

А полиции всё нет и нет. Тут что хочешь думай, а мысль о спланированности акций (стрелка следователей с Ондатром и Малофеем и штурм людьми Пантелея мясного завода) задуманы как одно целое. Опять кто-то ведёт свою большую игру, и снова Геннадий в ней разменная пешка. Как и Лизка Одоева!

Геннадий ещё пару минут смотрел на погружающееся в дым здание, слыша крики, матерки, женские и мужские вопли, потом посмотрел на Реброва, спросил:

— Ты как?

— Не понял.

— Работаешь?

— А как же! Сейчас минут пять посмотрю и дальше буду трудиться. Телевизор выключу.

— Я по делам. Если меня кто спросит, придумай что-нибудь.

— Ага… Хорошо.

— Не забудь выключить телевизор.

Геннадий спустился в туалет, приспособил для акции сожжения грязное ведро уборщицы. Что смог, изломал. Всё это полил из бутылки смесью для розжига древесного угля. У них в кабинете эта бутылочка всегда пребывала в наличии, потому что, когда случалась премия или какой-то успех, который окрылял, не стесняясь, возжигали на внутреннем дворе, недалеко от рядка мусорных баков, мангал и разогревали на угольях уже купленный готовый шашлык или жарили из свежего мяса.

Пламя в ведре пыхнуло небольшим объёмным взрывником, а потом жадно стало пожирать компроматы.

«Всё, отец, мы избавились от козней Ондатра. Он хотел, чтобы у нас стало всё плохо, чтобы мы всего лишились, даже самой жизни, а в результате всего лишился он сам. А у нас всё хорошо… По сравнению с тем, какие неприятности грозили из-за его ловушки, сейчас всё просто замечательно… Остальное можно решить. Уже не так страшно», — думал Геннадий, глядя на красивый, фиолетово-красный химический огонь.

Он открыл форточку, чтобы не пахло дымом.

Надо бы съездить к мясному заводу. Тетеря сейчас в азарте, может удастся его выловить, чтобы примерно наказать? А что ещё делать? Мозг Геннадия, переживший за короткий срок столько эмоциональных взрывов, не был способен сразу вернуться к обыденной, рутинной следовательской работе. В крови кипел адреналин. Он реально не ожидал, что всё закончится так хорошо для него и для отца. Организм требовал действий. Дважды Тетере везло, на третий раз осечки не должно было случиться! Гад понесёт заслуженное возмездие!

Когда все компроматы превратились в чёрную вязкую лепёшку пластмассы, Геннадий залил в ведро воды в противопожарных целях. Посмотрел на свою «пакость». И будет завтра с утра материться уборщица из-за ведра, но не узнает, чьих это рук дело!

Усмехнувшись проделке, Егоров покинул управление, на автобусной остановке, пропуская частые маршрутные такси, терпеливо дождался автобуса, вошёл в полупустой салон, сел сзади. Теперь на душе было спокойно. Надо будет от мясного завода напрямую проехать к отцу и обрадовать старика, что все неприятности позади. Так что пусть не вешает носа, снова садится за компьютер и строчит свою историческую эротику, а потом вновь начинает бегать по редакциям. Деньги нужны. Теперь на Геннадия снова во всей своей мощной силе навалилась финансовая проблема. Ипотека, кредит за ремонт квартиры, планируемое обучение девок в институтах, и Машка, может быть, всё-таки помирится с Самсоновым и выйдет за него замуж. А ещё достало его вот так мотаться по делам на автобусе да маршрутках, надо колымагу как следует подлатать.

Тут же подумал, что на ремонт машины можно будет втихую потратить часть денег из кредита, который расходуется на отделку ипотечной квартиры. Правда, Ирка его убьет, когда дознается, но… Если быть с ней поласковей, она и не такие выкидоны прощает!..

К мясному заводу Геннадий подъехал в хорошем настроении.

Внутри здания управления, хорошо видного с проезжей части и тротуара, всё ещё шла рубка между захватчиками и последними стойкими приверженцами старых хозяев.

Геннадий покинул салон автобуса, перешёл дорогу. Из автобуса всё было прекрасно видно, а так толпа зевак, теснившаяся у опущенного шлагбаума при въезде на территорию мясного завода, совсем закрывала обзор. Егоров стал продираться сквозь толпу, вызывая раздражение своей наглостью и бесцеремонностью.

— Куда прёшь, баран? — оскорбился небритый субъект с початой бутылкой крепкого пива в руке.

— Сам баран! — огрызнулся Геннадий.

— Самый охреневший? — начал развивать конфликт субъект.

Геннадий, толкаясь с двумя полными тётками, кивнул на открытую бутылку пива:

— Пьёшь в общественном месте?

— Тебя ё…т?! — перешёл на матерщину субъект. Наваливаясь на Геннадия, пророкотал: — Мент, что ли? Тогда иди на…!

Геннадий, оттолкнув от себя толстушку, получил немного простора и коротким пинком влепил негодяю в мошонку. Тот обалдел от боли, задохнулся, пуча глаза, облился своим пивом.

Егоров, орудуя локтями, прорвался в первый ряд зевак.